– Мама, мама, – Людмила, спустившись вместе с Лютым по сходням, на берегу вырвала руку, которую он держал, и засеменила к матери.

– Солнышко мое, – женщина нагнулась, подхватила ребенка на руки, расцеловала, – не забыла еще меня?

Подошел Лютый.

– Здравствуй, Белава, – сказал смущенно, потупив взор.

– Здравствуй, – женщина нахмурилась, ответила нелюбезно.

Лютый хотел еще что-то сказать, но его опередила Людмила:

– Мама, Лютый хороший.

– Конечно, моя радость. – Белава криво улыбнулась дочери и, повернувшись к пасынку, прошипела: – Что ты здесь делаешь?

– Прости меня, Белава. Я обидел тебя тогда, но, поверь, к поджогу избы твоей я не причастен. В тот день сын у меня умер. Мы с женой дома были, плакали.

– Уйди, – Белава отвернулась, не желая ничего слушать, – видеть тебя не могу.

Лютый отошел, за ним побежала девочка. Он подхватил ее на руки и понуро побрел к ладье.

– Зачем ты его так? – Веселин наконец решил сказать свое слово. – Он же брат мой. Я знаю, ты сердита на него. Лютый мне все рассказал. На самом деле он пытался остановить разбушевавшихся сельчан, когда понял, что дело зашло слишком далеко и что это грозит тебе смертью. Но не смог успокоить людей, его даже избили, чтобы не вмешивался…

– И ты в это веришь?

– Не знаю… – Веселин понуро опустил голову, не вынеся ее отчужденного взгляда, но все же нашел в себе силы сказать: – Прошу тебя, Белава, не гневайся на него. Он – мой брат, единственный оставшийся в живых кровный родственник. Не вставай между нами. Даже если он и виноват, мне кажется, что Лютый давно раскаялся в содеянном. Он потерял всех своих детей, потерял жену, когда напали печенеги. Погиб и другой мой брат со своими близкими. Лютый, защищая жену и кров, повредил плечо и руку. Теперь он не может работать в поле. Мне пришлось взять его к себе. Он очень несчастный и больной человек…

– Хватит о нем. – Белава слушала и не слушала: голова кружилась, перед глазами стелился туман: тяжелый день, полный тревог и бешеной езды, уморил беременную женщину: – Я устала.

Подошел Жихарь.

– Веселин, ночь уже, может, остановимся здесь? – предложил он.

– Я и сам хотел сказать об этом, – сказал Веселин. – Распорядись, пусть люди готовятся к ночи. Моей жене нужен отдых. К тому же нет смысла продолжать плыть в Болгары. Вернемся домой через Сурожское море. Торговать будем по дороге. Как ты думаешь, Жихарь?

– Я согласен.

Над головой мерцали звезды, когда Белава очнулась от сна. Луна серебрила дорожку на реке. Ладья мирно покачивалась, стоя на приколе. На песчаном берегу дымили костры, согревая спящих речников.

Белава повернула голову. Дочь посапывала рядышком, с другого бока привалился Веселин – это не сон, не бред.

Белава села. Веселин пошевелился, но не проснулся. Она притихла, обдумывая последние события. Веселин рядом – этого ли не достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой? Но какая-то тревога щемила сердце, холодила душу ледяными тисками.

Веселин перевернулся и проснулся от собственного движения. Посмотрел на сидящую женщину, прикоснулся к ее мягким волосам, серебристым от лунного света.

– О чем ты думаешь, Белава?

– О нас с тобой.

– А я уже давно все обдумал. Теперь я тебя от себя не отпущу ни на мгновение. Я не хотел жить, когда увидел пепелище, оставшееся от твоей избы. Тогда Лютый вернул меня к жизни, показав пример собственной стойкости к невзгодам. А потом, когда я узнал, что ты жива, места себе не находил, все думал, как быть. Вдруг ты не захотела бы покинуть мытника? Тебе там было хорошо, я знаю…

Белава откинулась на спину, доверчиво прижалась к мужчине.

– Я могу сказать тебе правду, если хочешь. У мытника мне было и хорошо, и плохо одновременно. Иногда я забывала тебя, но потом вновь вспоминала и раскаивалась, что не хранила тебе верность, хотя и понимала, что в моем положении это было невозможно. Ты оставался моей недосягаемой мечтой, с каждым днем отдалялся от меня все дальше, но я любила тебя. Веришь?

– Да.

– Как я давно не чувствовала такого безмерного счастья! Боюсь даже думать, что ждет нас впереди, но хочется верить, что ничто нас больше не разлучит…

– Наша встреча самой судьбой предназначена. Не зря я настоял на том, чтобы торговать в Саркеле, хотя Жихарь предлагал отправиться в Итиль.

– Я чувствовала нашу встречу. В последнее время часто стала видеть тебя во сне. Мне и сейчас кажется, что это чудный сон. Вот он кончится, я проснусь, а тебя нет…

– И ты постоянно являлась в моих видениях: в белой рубахе, с распущенными волосами. Я тянулся к тебе, но едва касался, ты исчезала. Теперь ты никуда от меня не скроешься.

Веселин страстно прижался губами ко рту любимой. Ее рот, губы были такими же мягкими, полными, возбуждающими, какими он их запомнил и не раз представлял в жарких видениях. Веселин поцеловал ее в шею, развязал ворот рубахи, приник губами к груди. Его ладони заскользили по телу женщины, поглаживая его. Легкое объятие воспламеняло кровь, вожделение становилось все невыносимее.

– Я хочу тебя, Белава, но боюсь причинить вред ребенку…

Жар возбуждения охватил и женщину. Она вспомнила, чему ее научил мытник, не желавший лишаться удовольствия из-за ее беременности. Тогда это ей казалось чудовищной дикостью, а сейчас она сама предложила:

– Я знаю способ, чтобы не тревожить живот. Ты можешь любить меня сзади.

Белава встала, разделась, наклонилась над неподвижным мужчиной и смутилась. Он с изумлением смотрел на нее.

– Не сердись, Веселин. Вдали от тебя я познала некоторые таинства соединения мужчины и женщины. Но ты же понимаешь, что душа моя все равно плакала по тебе.

Сказав так, она медленно раздела любимого, целуя и лаская каждый кусочек оголяемой плоти.

– Что ты, милая, – возбужденно простонал Веселин, – мне все нравится. А я еще сам мечтал научить тебя всяким любовным ласкам…

Ладья уже месяц была в пути. По мере продвижения к морю она останавливалась повсюду, где располагалось какое-нибудь поселение. Купцы старались скорее продать свой товар, но, предназначенный для городского населения, он расходился вяло. Сельские жители изысканным вещам предпочитали добротность и дешевизну. Как бы то ни было, а судно постепенно от груза освобождалось.

Дни стояли невыносимо жаркие. Белава чувствовала себя все хуже и хуже. В последнее время она с тревогой следила за очень слабыми и редкими толчками ребенка, как будто он ленился, не желая шевелиться в полную силу. Пугал и затянувшийся срок беременности.

Как-то утром Белаве стало совсем плохо. Ребенок не подавал признаков жизни. Женщина не смогла подняться с постели, ощутив давящую тяжесть и боль во всем теле.