— Я же просила тебя — не ходи… — пробормотала Алана безнадёжно.

В темноте послышался сдавленный смешок. Я испугался, что Танталь повредилась в рассудке, но она подошла и опустилась на скамейку у окна, угодив таким образом в единственное световое пятно, и, разглядев наконец её лицо, я испытал острое облегчение.

— Мне не хватило десяти шагов, — медленно сказала Танталь. — Десять лет… это долго. Но я слышала его голос. Его НАСТОЯЩИЙ голос. Луар сказал…

Скрип-скрип.

Дверь отворилась; на пороге стояла тёмная груда. Мокрый ворс чудовищной шубы свалялся, слипся сосульками.

— Я рад, что у вас всё в порядке, — бодро сказал Черно Да Скоро.

А потом потерял сознание и грянулся прямо у порога.

Конечно же, у нас не было лошади. Та, на которой приехали Алана и Танталь, бродила где-то в лесу, а может быть, уже сделалась добычей волков; возможно, и нам уготована похожая участь.

Продукты закончились. Может быть, Черно Да Скоро и умел бы наколдовать ужин, но Черно Да Скоро до сих пор был без сознания, и этот факт делал наше бегство возможным. Мыслимым.

Господин маг лежал на скамейке, голая голова беспомощно привалилась к плечу; Танталь долго стояла рядом, сплетая и расплетая пальцы, потом обернулась ко мне:

— Как ты думаешь, его можно… убить?

Я вздрогнул.

Перед глазами сразу же встала подсмотренная сцена на краю поляны, ладонь, касающаяся господина мага с настоящей нежностью…

Или Танталь была околдована, а теперь прозрела? Или…

— Я что, штатный палач? — спросил я угрюмо. — Ты советуешься со мной, как со знатоком?

— Не с Аланой же мне советоваться, — пробормотала Танталь со страдальческой миной.

— Вряд ли его так просто убьёшь, — деловито предположила моя юная жена. — Если бы у нас был магический предмет… — Она вздохнула, глядя в мутное окно. — Есть хочется…

— Его надо остановить, — еле слышно проговорила Танталь. — Если… его не остановить… Луар сказал… Я знаю. Последняя ниточка… Тория. Она доведёт его до Луара, хоть и ценой…

— Что?

— Мама!

Наши с Аланой голоса прозвучали одновременно.

* * *

Лямка вгрызалась в плечо. Я шёл, проваливаясь по колено, а за мной волочились по снегу наспех связанные волокуши. В господине маге весу оказалось немного, но даже ребёнка тяжело было бы тянуть вот так, без дороги, через лес.

Алана и Танталь сперва помогали мне, а потом перестали. Хватило бы сил на то, чтобы выдёргивать из снега собственные тяжёлые ноги.

Дольше ждать в пустом домике было нечего — не уподобляться же зайцам и не глодать, в конце концов, молодую кору с деревьев. Охотиться оказалось не с чем и не на кого — даже птицы по непонятным причинам избегали избушки без дымохода, а единственная полевая мышь, которую мне удалось поймать, была с возмущением отвергнута и Аланой, и Танталь. Зато в углу избушки отыскался сундучок с деньгами — Танталь заколебалась было, а имеем ли мы право брать чужое золото и не принесёт ли оно несчастья. Я сухо заявил, что предводителем похода отныне назначаюсь я, и доверху набил наши кошельки; Алана хихикнула. Танталь подчинилась.

Последствия похода в Преддверье понемногу проступали на её лице. Обнажались, как обнажаются под солнцем и ветром непогребённые кости; она стала нервной и злой. Она боялась ночных кошмаров, она быстро слабела; вот и сейчас, шагая через лес, она отставала всё чаще и чаще.

Я вовсе не был уверен, что мы идём правильно. Перед моими глазами смутно стояла ледяная объёмная карта, та самая, которую некогда построил господин маг с помощью магии и мочи; я во все времена хвалился отменной памятью, но применить на практике виденное мельком, в полумраке, в потрясении — выполнимая ли задача?..

— Алана, — позвал я хрипло. — Помоги Танталь. Помоги.

Не нужно было подсказывать — Алана и без того брела рядом с названой сестрой, поддерживая её под локоть; но Алана была слаба, да и Танталь тяготилась заботой — то и дело норовила высвободить руку. Далеко ли уйдём?

Я перебросил лямку с плеча на плечо.

…Первой мыслью было бросить Черно в его избушке, просто оставить всё как есть; я считал, что именно так следует поступить, потому что мы Черно на обед не звали и он с нами вина не пил, у него своя жизнь, у нас своя, пусть всё идёт, как идёт; рассуждая так, я, конечно, кривил душой. Я искренне надеялся, что брошенный среди зимнего леса человек, будь он хоть трижды магом, непременно околеет хотя бы от голода — про холод я не говорю, с холодом у Чонотакса, похоже, свои интимные отношения…

Танталь прекрасно понимала подоплёку моих рассуждений. Танталь то упрямо молчала, то с трудом удерживалась от истерики; Танталь боялась Черно Да Скоро — и тем не менее мысль о том, чтобы бросить его, беспомощного, на произвол судьбы, вызывала у неё ещё больший ужас.

— Алана, когда он… когда ТЫ вела его — что было потом, ты помнишь?

Возможно, вопрос был бестактен, но Алана спокойно кивнула:

— Ему было плохо… Да. Плохо, но не в такой степени. Наверное, сказываются… ну, разные причины…

Она пожала плечами. Она не знала, как именно сказываются на самочувствии господ магов утомительные походы к Двери. Пригодилась бы знаменитая книжка «Жизнеописание магов», но я не мог даже вспомнить, где именно и при каких обстоятельствах оставил столь ценное некогда приданое…

Приданое. Выкуп.

Бросить Чонотакса на смерть означало убить последнюю надежду. Потому что, как оказалось, я, дурак, до сих пор лелеял в душе некий её призрак, привидение надежды, безрассудную тень; гибель Чонотакса утвердила бы окончательный срок моей жизни.

Танталь не понимала этого. Понимала Алана; я не раз и не два ловил на себе её вопросительный взгляд.

— Но даже если мы оставим его здесь… кто даст гарантию, что он… не восстановится, как это было в прошлый раз? А если он выживет и соберётся с силами…

Тогда Танталь прорвало.

Если он соберётся с силами, говорила она, он непременно доберётся до госпожи Тории. Даже ценой её гибели доберётся до Амулета — и тогда весь наш мир перестанет существовать, потому что Чонотакс Оро носит на себе благословение Чужака, Третьей силы, и, воссоединившись с Амулетом, вывернет наш мир наизнанку…

Она говорила так быстро и безнадёжно, что я на минуту поверил.

— Кто может остановить его?

— Никто…

— Ты предлагаешь его удавить?

Разговор заворачивал на четвёртый круг.

А потом я расслабился. Танталь пережила тяжёлое потрясение, неудивительно, что вещи представляются ей в карикатурно-мрачном свете; я ни с того ни с сего вспомнил старосту из посёлка, круглоголового, с широкими дугами лысых бровей. Староста, выпив лишку, принимался болтать цветисто и безудержно; у него был взрослый сын, у сына была жена, и у самого старосты жена была тоже, злющая, вроде песка в глазу, и невестка страдала под самодурьим гнётом, и вот с некоторых пор староста начал замечать, что жена вроде как подобрела и сонная ходит… Невестка, когда её загнали в угол, призналась, что опаивает свекровь сонными травами, но староста не наказал её, напротив, согласился с таким положением вещей, только строго-настрого велел беречься и не отравить до смерти…