— Не все пророчества сбываются, — сказал я шёпотом.

Чонотакс странно на меня взглянул. Провёл рукой над краями медного таза:

— Не все… Но они ДОЛЖНЫ сбываться. Это упорядочивает мироздание.

Я с ужасом смотрел, как вода под его ладонями застывает. Бегут, тянутся во все стороны кристаллики льда, как маленькие руки, как напряжённые паутинки, вода в тазу мутнеет, перестаёт быть водой. Холодно…

Чонотакс удовлетворённо кивнул. Потёр ладони, взялся за края таза, с натугой перевернул; медная посудина тяжко грохнула о пол.

— Славные были времена, — продолжал Черно как ни в чём не бывало. — Бальтазарр Эст… Ларт Легиар… Орвин Прорицатель… Орлан Отшельник…

— Маг из Магов Дамир, — сказал я сквозь зубы.

Черно взглянул на меня теперь уже весело:

— Да, и Маг из Магов… Как же я мог забыть. Великий Дамир.

Его физиономия наконец-то потеряла бесстрастность. Он усмехался сам себе, постукивая ладонями по глухо гудящему дну, отбивал ледяную глыбу от меди; видимо, моё упоминание о Маге из Магов всерьёз развеселило его, но он предпочитал молчать. Развлекаться в одиночестве.

— Почему ты не сказал Танталь правду о нашем с Аланой браке? — спросил я негромко.

— А зачем? — удивился Чонотакс. — Зачем нам сильные эмоции, не относящиеся к делу?

Глыба льда, бывшая когда-то водой в тазу, наконец-то откололась от медного дна и ударилась о пол. Чонотакс осторожно приподнял посудину — нет, лёд не раскололся. Лежал правильной, без полостей и пузырьков, гладкой линзой. Наполовину прозрачной, наполовину мутной, серо-зелёной. Красиво.

— Алана ведь тоже… узнала правду, но ничего не сказала Танталь. — Черно нежно погладил ледяной бок линзы. — А когда я возьму Амулет… любая правда, даже самая неприглядная, перестанет иметь смысл. Правда о сборщике налогов, который повесился по твоей милости… Правда о происхождении Луара Солля… Правда о твоей женитьбе на Алане.

— Мне кажется, ты его не возьмёшь, — сказал я, дерзко глядя господину магу в раскосые глаза. — Не возьмёшь Амулет.

— Возьму. — Чонотакс улыбнулся. Встал, отвернулся от меня, распахнул свою шубу и расстегнул штаны. Я едва не разинул рот — Чонотакс мочился на магическую глыбу, и волшебный лёд таял, размываемый горячей дымящейся жидкостью. Таял неоднородно, избирательно — гладкая поверхность становилась неровной, тут и там вырастали ледяные деревья, тянулись ледяные дороги, маленький мир рождался из подтаявшего льда, я будто смотрел на него с птичьего полёта — мир, воспроизведённый Чонотаксовой могучей магией и тёплой мочой…

— Я приведу их, — сказал господин маг, и в голосе его звучало нескрываемое удовольствие. — Они будут здесь через полчаса.

* * *

Утром случилась оттепель, снег, ещё вчера визжавший под ногами, теперь мягко уступал насилию попирающих его сапог.

— Не ходи с ним, Танталь, — сказала Алана шёпотом.

Черно Да Скоро усмехнулся:

— Танталь, ты помнишь, как подобрала Луара на улице, в луже, пьяного? В тот день от него отреклась мать. Его жизнь к тому времени давно дала крен, но мать ударила его по лицу и прогнала прочь, и тогда его жизнь опрокинулась кверху брюхом… Ты помнишь?

Он сидел на трёхногом табурете, уперевшись локтями в колени, положив подбородок на сплетённые пальцы.

— Танталь, не слушай его, — неожиданно громко сказала Алана. — Он и меня так… затягивал…

Танталь молчала. Чонотакс прищурил чёрные раскосые глаза:

— Ты помнишь вашу первую ночь? В повозке? На осеннем ветру? Ты пожалела его и просто хотела утешить… А вышло иначе. Это он утешил тебя. И с тех пор, прикасаясь к нему хоть краешком платья, ты ощущала…

— Да, — сказал Танталь глухо. — Всё это правда. Но с тех пор прошло десять лет, и в моей жизни…

— Ты помнишь, как скакала за ним без седла, по большой дороге, гналась, чтобы удержать?

— Чтобы прогнать, — сказала Танталь. — Я гналась, чтобы прогнать его. Без седла… По большой дороге…

Её голос менялся. Её голос затихал, переходя на шёпот, но я всё равно слышал каждое слово.

Черно Да Скоро вдруг резко поднялся. Шуба упала к его ногам.

— Ты хотела бы к костру, Танталь? Сейчас? К доброму огню, к камину? К светильнику? Протянуть руки, подставить лицо?

Я содрогнулся. От этих его слов мне самому захотелось оказаться вблизи огня — и немедленно; Танталь, похоже, ощутила то же самое в ещё большей степени.

— Не надо, Чонотакс, — сказала Танталь еле слышно. — Ты издеваешься надо мной… Ты знаешь, единственный, кто знает… знаешь — и морочишь меня. То, что осталось в прошлом…

Некоторое время Чонотакс и Танталь смотрели друг другу в глаза.

— Это не всем достаётся, — губы Чонотакса едва двигались, — заполучить от судьбы… свой костёр. Но ощутить себя в ледяной пустыне… узнать, что огонь бывает на свете, но именно тебя судьба почему-то обделила… Не быть счастливым, но быть избранником. Я понятно… излагаю?

— Вполне, — отозвалась Танталь после паузы. — Я понимаю, во всяком случае… но сейчас ты говорил вовсе не о том, что люди привыкли называть «любовью» или «привязанностью».

— Я говорю о том, что называется «ложной виной». Что называется «выбором»… Пойдём, Танталь.

Алана вздрогнула, и я скорее почувствовал, чем услышал, — «не ходи».

— Куда? — спросила Танталь едва ли не с вызовом.

Черно Да Скоро пожал плечами:

— Да просто по лесу пройдёмся… Нет?

— Нет, — сказал я, поднимаясь.

— Уже нет смысла прятаться, Ретано, — ровно сказала Танталь. — И бежать в общем-то уже некуда — прибежали… Поэтому не беспокойся. Нам с господином… с Черно действительно есть о чём поговорить.

Они вышли, и за ними закрылась дверь.

* * *

Спустя некоторое время Алана уснула — на лавке, лицом к стене. Я вышел наружу, под серое небо.

За домом, там, где Чонотакс вытёсывал своих идолов, появилась ещё одна фигура, на этот раз белая; я подошёл, стараясь ступать как можно тише — как будто изваянный из снега человек может услышать меня и оглянуться.

Это был молодой мужчина примерно с меня ростом. Некрасивый, как на мой взгляд, с жёстким волевым лицом; я вдруг понял, что деревянные фигуры, в разных позах расположившиеся вокруг, сделаны так, чтобы смотреть в одну точку. В лицо снежному Луару, последнему обладателю вожделенного для Черно Амулета.

На шею снеговику накинута была колодезная цепь. Оборванные концы её свисали Луару на грудь — как будто на цепи когда-то имелось украшение, а потом его сорвали. Возможно, Черно таким образом предвосхищает события. Что такое эта скульптурная группа — развлечение, дань болезненному воображению, магическое орудие?