за ними находится город. Сейчас она могла думать только о нем – не о боли, не о страхе, что Крона устроит погоню, ни даже о радости, вызванной удачным побегом. Она думала только о выбранном направлении.

Все остальное подождет.

Глава 18. Приглашения

Приют, как я и предполагал, не более чем ширма: в нем убивают детей, порабощают их души, которые затем продают принцам Разбросанных Островов. Клиенты этого приюта имеют странную склонность к юным полужизням – и, судя по числу жертв, живых, мертвых и заколдованных, аппетиты принцев также весьма высоки. Вас, несомненно, порадует новость о том, что я свершил правосудие от имени императора над главарем банды на ступенях приюта. Остальные закованы в кандалы и ждут вашего решения.

Отчет дознавателя Хелеса, отправленный камерарию Ребену; 1000-й год

Комедии всегда нагоняли на Сизин тоску, любовные истории постоянно вызывали у нее скуку, и даже эпические истории оставляли ее равнодушной. Но трагедии… Вот театральный жанр, который заслуживает уважения. Трагедия была одной из немногих неизменных составляющих мира.

Невидимые барабаны забили, словно раскат грома, и на сцене лысая женщина потянулась к яблоку, висевшему на ветке серебряного дерева. Лучи высветили пот на ее коже; было видно, как она дрожит от напряжения. К бедру женщины была примотана стрела, от которой до колена шли разводы, нарисованные красной краской.

«Песня Сафет» была историей об утрате, убийстве, предательстве и алчности; ее главная идея состояла в том, что никто не учится на своих ошибках. И вот сейчас на сцене сама Сафет, которую ее собственный опыт ничему не научил, пыталась дотянуться до отравленного фрукта.

Зрители в амфитеатре ахнули: ветка с треском сломалась. Прижав яблоко к груди, Сафет посмотрела наверх – на солнце, на Оширима. В этот миг грохнули цимбалы, и на сцену сверху полилась вода. Падавшие камни оставляли на теле синяки.

Сафет вытянулась вверх и бросила вызов богам, показав им яблоко. Вокруг колонн на сцене закружился темный дым. Лампы мигнули, когда ударила молния. Взревев, Сафет резко надкусила фрукт и принялась с гордостью жевать; сок и кусочки яблока полетели во все стороны вместе с дождем.

Барабаны затихли. Сцена потемнела; остался только узкий луч света, в котором теперь стояла Сафет, прижимая руки к сердцу и горлу. Она упала, словно дерево, укушенное топором, и приземлилась безвольно, словно кукла, проявив величайшее мастерство.

Бешено аплодируя, зрители вскочили на ноги. Будущая императрица стояла вместе с ними, негромко хлопая по тыльной стороне ладони. Ей нравилось смотреть на чужие неудачи, но, кроме того, она радовалась, понимая, что человек может просто наблюдать за происходящим издалека и представлять, что достигает успеха там, где все сафет мира потерпели поражение.

Сизин улыбнулась. Она не Сафет, это точно. Сафет владели ее чувства, ее алчность. И того и другого у Сизин было в избытке, но при этом она отличалась сдержанностью и хитроумием. А если она все-таки допустит ошибку, у нее есть Итейн, который все исправит.

Кстати, вот и он, этот простофиля: он появился, как только она отослала теней, которые обмахивали ее веерами из страусиных перьев.

– А вот и ты, – фыркнула она.

Он слегка поклонился.

– Принцесса, я упорно работал.

– Да уж надеюсь. Идем.

Сизин сделала знак теням, которые собрались у стен балкона, и они бросились вперед, чтобы поднять обтянутый бархатом диван, на котором она сидела. Итейн двинулся следом, и Сизин привела его в зал, где веселье начиналось уже после окончания спектакля: здесь можно было пить и ходить от одного стола к другому, ловя на себе восхищенные взгляды и выслушивая комплименты. Аракс выращивал льстецов в изрядных количествах, и они творили просто чудеса с самооценкой человека.

Театралы, торы, талы, сереки и знаменитости окружили ее паланкин еще до того, как носильщики отошли от дверей. Королевские гвардейцы держали публику на безопасном расстоянии; Сизин улыбалась всем, не слезая с дивана, ведь она и была выше их в буквальном смысле слова, и занимала более высокое положение в обществе. Ее это устраивало, и она не хотела ничего менять. Сизин преклоняла колени лишь в присутствии императора или императрицы, а никого из них рядом не было.

– Моя будущая императрица! – крикнул чей-то голос.

Мужчина, которого она смутно помнила, с трудом пробивался сквозь толпу, чтобы держаться наравне с паланкином. Он тонул в реке радужных шелков и золотистых шляп и кричал каждый раз, когда ему удавалось вынырнуть на поверхность. На шее у него были темные завитки татуировок, как у чиновника, и он был одет в строгий черный шелк.

Охрана не подпускала его.

– Прошу вас! – умоляюще воскликнул мужчина, протягивая руки к Сизин. – Если угодно, ваше высочество, на пару слов! Я – главный камерарий Ребен из Палаты Кодекса!

Сизин огляделась и заметила в толпе сереков, которые наблюдали за происходящим. Слова «Палата Кодекса» заставили их насторожиться.

– Стража, пропустите его.

Человек протиснулся через барьер из полированных доспехов и кольчуг, помедлил, поправляя одежду, а затем с поклоном подошел к Сизин. Сизин помахала ему, и браслеты на ее руке зазвенели.

– Зачем вы потревожили меня?

Он подошел еще ближе, заставив охрану занервничать, и прошептал:

– Ваше высочество, мы не могли бы поговорить наедине?

– О каком деле?

Он снова поклонился.

– Об указах императора, ваше высочество.

– Туда.

Сизин указала на окруженную гвардейцами платформу в дальней части зала. Носильщики аккуратно опустили ее паланкин рядом с позолоченным столом. Итейн встал за спиной Сизин, а мужчина тем временем опустился на сиденье рядом с ней. Ему было сложно сидеть прямо: он, казалось, не привык к столь мягким и удобным креслам.

– Говорите.

– Ваше высочество, я здесь по поводу полученного от вас – или, точнее, от вашей тени – сообщения о том, что нам нужно заняться недавними случаями кражи душ.

– Если я правильно помню, то в моем приказе говорилось о том, чтобы вы более ревностно охраняли Кодекс и Догматы, а также защищали торов, тал и сереков, которые вас наняли. Но продолжайте.

Мужчина снял с головы прямоугольную шляпу и положил ее на колени. Его покрытые татуировками руки подрагивали. Из-под редеющих, черных как смоль волос, выступили бусинки пота – возможно, потому, что вечер был теплым. В левом ухе мужчины висела серьга с топазом.

– Ну так вот, ваше высочество, я боюсь, что мы не сможем исполнить ваш приказ, пока не получим дополнительных средств.

Недовольное выражение лица Сизин позаимствовала у матери и в течение многих часов отрабатывала его перед зеркалом. Откинуть голову, смотреть на