Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она взглянула на свое отражение в зеркале: этот двухцветный взгляд. Она знала, что ее глаза приводят в замешательство незнакомых людей. Валентина задумалась: правда ли ее близкие привыкли к этому взгляду или же по-прежнему боятся смотреть ей в глаза? Эта “аномалия” была не врожденной, а приобретенной. Ей не нравилось вспоминать тот вечер, когда в возрасте двенадцати лет она стала гетерохромом. Той ночью ее брат Агустин умер в заброшенной галерее в Старом городе Сантьяго-де-Компостелы. Была ли и она ответственна за случившееся? Да, она была ребенком. Но вовсе не глупым, могла поступить иначе, могла вмешаться, не промолчать. Но Валентину лишило равновесия не случившееся с ее левым глазом, а то, что произошло той ночью, когда брат покинул свое тело, оставшееся лежать, словно какой-то мусор, среди древних камней. Он, такой большой, такой благородный, ее вечный защитник, вдруг превратился в неприступного молчаливого чужака с пустым взглядом, оказался способным на неожиданные подлости. После той зловещей ночи она замкнулась в себе. Врачи ничего не могли сделать с глазом, кроме как следить, чтобы он нормально функционировал. Глаз так и остался темным, черным, как горе матери, потерявшей ребенка. Безутешные родители отвели ее к психологу, а затем к психиатру. Она справилась с горем неплохо, хотя со временем у нее развилось небольшое навязчивое расстройство – болезненная мания порядка и чистоты. Она не терпела, когда что-то оказывалось не на месте, когда путь к счастливому финалу вдруг начинал идти зигзагом. Она хотела жить в идеальном мире, в котором ни один мальчишка из хорошей семьи не сможет связаться с дурной компанией и умереть. Чертов идеальный мир. Ради него она пошла в полицию, как ее дядя Марсиал. И никогда не надевала зеленую контактную линзу, потому что зло таилось там, внутри, настоящее зло, и она хотела помнить о нем всегда, осознавать его близость и его силу.
Валентина стряхнула путаный, болезненный сумбур и сосредоточилась на экране мобильного телефона. Ого. Несколько десятков звонков и сообщений – спасибо благословенному беззвучному режиму. Зато она хотя бы смогла поспать. Она принялась читать сообщения и отвечать на звонки. Все, кроме одного, были от людей из ее команды.
– Ривейро? Это я. Извини, телефон был на беззвучном режиме. Я тебя слушаю.
– У меня есть новости, – ответил сержант, наблюдая, как его жена Рут играет с детьми на кровати. В конце концов, суббота и еще нет десяти.
– Слушаю.
– Во-первых, личная помощница Ханы Онгайо, которая каждую неделю отправляла ее почту, сообщила, что раз в месяц один конверт исправно уходил по одному и тому же адресу в Суансесе. Угадай чьему.
– Педро Саласа?
– Бинго.
– То есть это подтверждает версию с шантажом. А помощница не знает, что было в конвертах?
– Без понятия, а она пять лет проработала у сеньоры Онгайо. Я раздумывал об этом, и мне кажется, что мотив шантажа наследственный.
– Это как? Объясни.
– Дети Педро Саласа начали получать деньги за несколько месяцев до смерти их деда. Мне пришло в голову, что незадолго до смерти тот мог поделиться с сыном источником своего благополучия, который, похоже, не иссякал годами.
– Если так, то дело касается какой-то тайны из сорок восьмого года, – задумчиво сказала Валентина, – когда исчез Игнасио Чакон, причем произошло это в поместье, где в то время работали Хана с сестрой. По удивительному совпадению потом они же служили у семейства Онгайо, в чьем доме и обнаружились кости ребенка с амулетом удачи семейства Чакон. Кроме того, в деле фигурируют “горные люди” – по-видимому, каким-то образом причастные к исчезновению Чакона, а Педро Салас-старший, как мы знаем, активно участвовал в республиканском сопротивлении. Конечно, все это не тянет на мотив, потому что события столь давнего прошлого утратили юридическую силу. Если честно, я не вижу тут мотива для шантажа.
– Согласен. Срок давности преступления, если оно имело место, истек, но после обнаружения скелета ребенка на вилле “Марина” словно распахнулась какая-то дверь, которую мы никак не увидим. Что-то от нас ускользает. Я вот что подумал, а вдруг останки – это ребенок сестры Ханы или самой Ханы? Если этот Игнасио Чакон и правда был таким бабником, как следует из отчета, который цитировал Сабадель…
– Да, но Хана сказала, что не могла зачать ребенка, пока не обратилась к покойному доктору Давиду Бьесго. И только спустя годы ей удалось родить Клару Мухику. Возможно, это ребенок Клары Фернандес.
– Мы можем сравнить ДНК ребенка с ДНК Чаконов или даже с ДНК Оливера Гордона. Педро Салас как-то связывал его с этим делом… иначе зачем он искал информацию о нем в интернете? И почему Хуан Рамон Бальеста повторял, что Оливер в опасности?
– Ты прав, – согласилась Валентина. – С Оливером Гордоном проблем не будет, я попрошу его предоставить нам образец слюны. С потомком Чаконов, которого я допрашивала на днях, могут возникнуть трудности, но мы постараемся вести себя с ним повежливей – на тот случай, если судья Талавера откажется выдать ордер. На образец ДНК Клары Мухики тоже было бы интересно взглянуть. – Валентина сделала