Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стахоев подошел к Кате и навис над ней, вглядываясь в глаза. Секунда, и у ее горла оказался нож. Катя даже не пошевелилась. Она держала щиты, не позволяя эмоциям вырваться из-под контроля.
— Думаешь, тебе удастся меня обмануть? — тихо прошептал Алишер. — Даже не надейся.
Он надавил сильнее, и Катя почувствовала, как острое лезвие ткнулось в бьющуюся жилку.
— Одно движение — и ты захлебнешься собственной кровью, — в голосе Алишера прозвучало странное предвкушение.
— И какая с того выгода? — хладнокровно спросила Катя. — Чем это поможет в вашем стремлении захватить власть?
— Ни чем. Но власть уже у нас в руках. А бесполезные довески никому не нужны.
— Ну, что ж, — философски заметила Катя. — Приступай. Только постарайся одним движением, хорошо? Как вы там баранов режете? Чик — и готово. Сможешь так?
Она откинула голову, подставляя шею под нож, и усмехнулась.
Нет, она прекрасно понимала, что Стахоев ее не убьет, но вывести его из себя ей удалось.
— Ненормальная, — возмущенно выдохнул Алишер и убрал нож.
— Удивляете вы меня, Катерина Алексеевна, — глядя на нее, задумчиво протянул Стоцкий. Он ненадолго замолчал, а потом, решительно поднялся из-за стола. — Алишер, покажи госпоже Строговой ее комнату.
— То есть, вы меня не отпустите?
— Нет.
— Жаль.
Катя пожала плечами и встала.
— Мое пребывание в вашем доме абсолютно бессмысленно, Генрих Альбертович. Вам придется это признать.
— Посмотрим.
Стоцкий кивнул Алишеру, и тот распахнул перед Катей дверь.
— Желаю приятного дня, Катерина Алексеевна.
Она кивнула и направилась к выходу, но на пороге остановилась и обернулась.
— Генрих Альбертович, вы же понимаете, что мой муж этого так не оставит?
— Ваш муж мертв, Катенька.
— Я вам не верю.
— Зря. Смиритесь с этой мыслью. И постарайтесь понять, что все изменилось.
Катя ничего не ответила. Она молча развернулась и вышла.
В старом подземелье было сумрачно и сыро. Где-то вдали слышался глухой звук падающих капель. Тихо потрескивали свечи. Вдоль неровных каменных стен стояли деревянные лавки и ветхие, обитые бронзой сундуки. Низкие своды давили своей мощью, вызывая в душе безотчетный страх.
— Пора, — раздался тихий голос, и пятеро мужчин, стоящих у древнего алтаря, мгновенно подняли головы. Черные плащи колыхнулись, капюшоны спали, открывая красивые бледные лица, ухоженные руки соединились в странном молитвенном жесте.
Короткая команда — и неизвестные слаженно шагнули вперед, выстраиваясь по обе стороны от огромного каменного стола, на котором лежала обнаженная девушка.
Яркие блики свечей трепетали на ее белоснежной коже, играли в темных волосах, оттеняли прекрасное лицо, сияли в золоте широкого ожерелья.
Глаза девушки были открыты, но в них не прослеживалось даже проблеска мысли. Спокойные, безмятежные они равнодушно взирали на происходящее.
— Vиргос, — тишину подземелья нарушил громкий возглас.
— Vиргос, — слаженно выкрикнули стоящие у алтаря.
— Vиргос семритернус.* — снова послышался одинокий голос.
— Vиргос семритернус, — громко повторили мужчины.
Свечи ярко вспыхнули и мгновенно погасли. Несколько секунд в подземелье царила полная темнота, а потом, под потолком загорелась тусклая масляная лампа и ее свет выхватил из тьмы высокую, укрытую длинным плащом фигуру.
— Мы собрались здесь сегодня, братья, чтобы совершить очередной обряд, — глухо произнес неизвестный. Лицо его было закрыто плотной маской, из-под которой неестественно блестели светлые глаза. — Вы готовы к нему?
— Готовы, — раздалось под низкими сводами.
— Нет ли в ваших сердцах сомнений и страха?
— Нет.
— Не живет ли в них недостойная жалость?
— Нет.
— Да будет так, — удовлетворенно произнес неизвестный.
Он протянул руку, на которой переливалось крупное кольцо, и указал на алтарь.
— Придите, братья, отпейте из чистого источника и примите живительную энергию.
В тот же миг, мужчины склонились над неподвижной девушкой, и тишину подвала разрезал пронзительный женский крик. Спустя пару секунд он стих, а по подземелью прокатился торжествующий возглас:
— Свершилось. Вы обрели силу, братья. Испили драгоценную энергию. Забрали юную жизнь, продлив собственные.
Тот, кто говорил это, откинул капюшон и снял маску, открыв тонкое, породистое лицо и необычные, очень светлые глаза. Слегка выпуклые, почти прозрачные они горели подлинным вдохновением. Мужчина шагнул к столу, на котором лежала бездыханная жертва, провел рукой по ее волосам, собирая их в горсти, лаская, пропуская сквозь пальцы, и тихо прошептал:
— Покойся с миром, Ирина. Ты послужила великой цели.
Он коснулся губами холодного лба девушки и, одним движением, накинул на нее свой плащ.
— Алишер, — повернулся он к стоящему рядом помощнику. — Унесите в склеп и положите рядом с Юлией.
— Будет исполнено, мессир, — отозвался тот.
— Расходитесь, братья. И храните принятую силу, — устало произнес мужчина, окидывая взглядом столпившихся у стола адептов.
Те молча поклонились и тихо исчезли в бесчисленных коридорах подземелья.
Прим. Vиргос семритернус.* — вечная сила.
— Катерина Алексеевна, почему вы ничего не едите?
Вкрадчивый голос Стоцкого вызывал в ней только одно желание — очутиться как можно дальше и от Генриха, и от переполненного Отбирающими зала.
— Спасибо, я не голодна, — сдержанно ответила она.
— Ах, Катенька, я понимаю, что вы скорбите по своему почившему супругу, но, между нами, он не стоит вашей преданности и слез.
Стоцкий доверительно наклонился к ней и улыбнулся с мнимым сочувствием.
Катя промолчала. Внутри все сильнее вскипали боль и гнев, но она держалась. Нельзя. Ни в коем случае нельзя позволить им вырваться наружу. Она должна убедить Стоцкого, что ее соурсе почти пуст.
— А ведь я хорошо знал вашего мужа, — все так же доверительно поделился с ней Генрих. — Мы с Сергеем одно время приятельствовали. И даже были влюблены в одну и ту же женщину. Правда, она предпочла нам своего мужа, но это уже другая история.
Он искоса посмотрел на Катю и деланно равнодушно спросил:
— И вы не хотите узнать подробности? Все-таки, самая большая любовь в жизни вашего супруга…