Вертолет приземлился в горах. Небольшая площадка, со всех сторон окруженная деревьями, была почти незаметна с воздуха — всего лишь крохотный пятачок с примятой травой и узкой тропкой, ведущей в лес. Для тайного "аэродрома" лучше и не придумаешь. Катя расстроенно вздохнула. Такое место трудно обнаружить. Если ее будут искать… Ладно, об этом пока тоже лучше не задумываться.

Алишер помог Катерине выбраться.

— Давайте живее, — грубо рявкнул он, пытаясь перекричать шум от работающих лопастей вертолета.

Катя промолчала. Рука, скованная наручниками, отзывалась на дерганные движения конвоира ноющей болью.

— За мной, — приказал Стахоев и направился к виднеющемуся неподалеку замку. Именно замку, по-другому назвать огромное строение язык не поворачивался. Серый, унылый, с узкими окнами-бойницами и высокой каменной оградой дом навевал неприятные мысли.

"Для полного сходства со средневековой крепостью только рва не хватает" — мрачно подумала Катя.

Она шла рядом с Алишером, стараясь не реагировать на раскалывающуюся от боли голову.

"Интересно, какой дрянью была пропитана та вонючая тряпка? — отстраненно размышляла Катерина. — Прошло почти полдня, а боль все не утихает."

— Ну, вот, госпожа Строгова, — иронично заметил Стахоев, когда они подошли к ограде. — Познакомьтесь со своим новым пристанищем.

— Мне гораздо интереснее познакомиться с хозяином этого дома, — резко ответила Катя.

— О, не переживайте. Это легко устроить, — усмехнулся Алишер.

Он достал телефон и набрал несколько цифр. Спустя пару минут перед Катей и ее спутником открылись огромные кованые ворота.

Во дворе было полно народа. Похоже, ее прибытия ждали. Катя вскинула голову и внимательно оглядела окружающих. Мужчины. Сплошь мужчины — высокие, крепкие, темноволосые. Многие — в военной форме и с оружием. От них веяло неприкрытой угрозой. Она почувствовала холод, скользнувший по позвоночнику, и невольно вздрогнула. Страх, тонкой струйкой, пробрался в сердце. Одна. Она снова одна. Господи, только бы выдержать…

— Добро пожаловать в "Гнездо", — доброжелательно произнес Алишер, но ее не обманула эта мнимая доброжелательность. В голосе Стахоева прозвучало явное торжество.

Катя чувствовала на себе оценивающие взгляды, ощущала пристальный мужской интерес, и ей было не по себе. Господи, только бы не выдать этим мужланам своего страха. Она должна быть сильной. Она не позволит себе сдаться.

На пороге их встречал сам Стоцкий.

— Екатерина Алексеевна, добро пожаловать. Очень рад видеть вас в своем скромном пристанище, и счастлив, что вы оказались столь любезны, что не отказались его посетить. Мой дом — ваш дом.

Он улыбнулся, но, кинув мимолетный взгляд на наручники, с укором посмотрел на Стахоева.

— Алишер, дорогой, немедленно сними с нашей гостьи эту гадость.

Катин провожатый безмолвно подчинился.

Потирая ноющее, распухшее запястье, Катерина пристально посмотрела на Стоцкого.

— Полагаю, вы объясните мне, что происходит, Генрих Альбертович? — спросила она у хозяина замка.

— Катерина Алексеевна, пройдемте в дом. Там нам будет гораздо удобнее обсудить и этот вопрос, и многие другие, — с достоинством ответил Стоцкий, предложив Кате руку.

— Спасибо, я сама, — ровно произнесла Катерина.

Она опасалась лишних прикосновений. И так, всю дорогу приходилось терпеть Алишера и усиленно держать щиты.

— Ах, Катерина Алексеевна, вы расстраиваете меня своим недоверием, — вздохнул Стоцкий. — Что ж, ничего не поделаешь. Прошу.

Он жестом указал на лестницу.

Катя молча поднялась по широким гранитным ступеням и вошла в распахнутые двери.

В огромном пустом холле было тихо и сумрачно. Узкие стрельчатые окна почти не пропускали свет, а уродливая кованная люстра, свисающая с потолка, не могла разогнать царящий в зале полумрак.

— Предлагаю пройти в мой кабинет, — спокойно произнес Генрих. В его светлых глазах мелькнул слабый огонек предвкушения, — и спокойно поговорить.

Он, прихрамывая, двинулся по коридору, и Кате не оставалось ничего другого, как пойти следом. Алишер не отставал от нее ни на шаг.

Комната, в которую привел ее Стоцкий, была обставлена дорогой, но несколько тяжеловесной мебелью. Большие кожаные кресла, высокие деревянные шкафы, огромный письменный стол, темные шторы. Катя невольно поежилась. Было в интерьере кабинета что-то зловещее.

— Присаживайтесь, Катерина Алексеевна, — тихо сказал Генрих.

Катя, мгновенно оценив обстановку, выбрала кресло, стоящее вдали от окна. Когда она села, ее лицо оказалось в тени. Стоцкий понимающе хмыкнул.

— Вы меня не разочаровали, Катерина Алексеевна.

Он устроился за столом и окинул Катю задумчивым взглядом.

— Генрих Альбертович, давайте, не будем обмениваться пустыми комплиментами, — спокойно сказала она. — Чего вы хотите?

Катерина внутренне подобралась, в ожидании ответа.

— Вот, так, сразу? Ах, Катенька, вы разбиваете мне сердце. Такая милая девушка, и вдруг, такой прагматизм.

— Генрих Альбертович, может, оставим пустые разговоры? Что вам нужно?

— Вы, — просто ответил Стоцкий. — Мне нужны вы, Катенька.

— В качестве кого? Или, правильнее будет сказать, в качестве чего?

Она непринужденно откинулась в кресле и пристально посмотрела на Генриха.

— Я не сомневался в вашем уме, дорогая Катерина Алексеевна, — на тонких губах Стоцкого мелькнула усмешка. — Мне нужна энергия.

— Вы уверены, что она у меня есть?

Катя спросила это с издевкой и некоторым пренебрежением. Она блефовала, но блефовала по-крупному. Ей нужно было убедить Стоцкого в том, что ее соурсе давно уже пуст.

— Очень смешно, — сухо заметил Генрих. — Не нужно притворяться, Катерина. Строгов жил только благодаря вашей силе.

— Вы так уверены в этом? — иронично спросила Катя. — Что ж, вынуждена вас огорчить.

Она закинула ногу на ногу и посмотрела на Стоцкого с насмешкой.

— Вы не задумывались, почему Сергей Леонидович так плохо выглядел в последнее время? — спросила она. — И почему при нем постоянно дежурили врачи? Нет? Так, я вам скажу. Мой соурсе почти пуст. Он никого не способен насытить энергией досыта.

Катя замолчала, позволяя Генриху осмыслить сказанное.

— Это ложь, — нахмурился Стоцкий.

— Жаль вас разочаровывать, но это правда, — хмыкнула Катерина.

Она перевела взгляд на застывшего в дверях Стахоева. Тот смотрел на нее пристально, цепко, недобро.

— Алишер, проверь, — коротко приказал ему Стоцкий.