Я опустила хвост, принимая его упрек. Но потом меня охватил гнев за его покровительственный тон. Я подняла хвост и вскинула голову.

– Ты скрыл от меня и еще одну вещь, – с вызовом заговорила я. – Не сказал, что ты – мой отец.

– Это была не моя тайна, – ответил Гаанин и виновато поджал хвост. – Мы много раз пытались произвести потомство волков, которых люди приняли бы, не требуя безоговорочной покорности. Во мне больше дикой волчьей крови, чем в любом волке моей стаи, и у меня было множество щенков. Ты больше других соответствовала требованиям. Но все надежды оказались пустыми. Они все равно боятся волков.

Так вот, оказывается, кем я была для него! Всего лишь одним из экспериментов. Я думала, что, отыскав отца, задам ему тысячу вопросов, но выяснилось, что я для него то же самое, что и орудия для людей. Мне нравился Гаанин. Он был храбр, как истинный волк, и готов на любые жертвы ради исполнения Обета. Я же могла рассчитывать только на роль его орудия. Я встряхнулась. Настоящими моими отцами были Тревегг и даже Рууко.

– Я бы не назвал тебя покорным волком, – заметил Аззуен, видя, что я молчу.

– Я проявляю покорность, когда нахожусь с людьми, – ответил Гаанин. – Это мой добровольный выбор. Дети моих детей будут еще более послушны. Те, кто не будет послушным, научатся притворяться. Люди – испуганные, робкие, одинокие существа, и кто-то должен научить их тому, что наш мир не такое уж страшное место. – Он улыбнулся, словно люди были несмышлеными щенками, только что выползшими из логова.

Он заботился о людях не меньше, чем я. Казалось, ему было совершенно неважно, что он мой отец, но люди и Обет значили для него столько же, сколько его стая. Они значили даже больше, ибо члены его стаи гибли, пытаясь научить людей любви. Хотелось бы, конечно, чтобы он относился ко мне как к дочери, но еще больше мне было нужно, чтобы он помог нам завоевать доверие и дружбу людей.

– Нееса говорила мне, что если люди будут жить с такими волками, как вы, – произнесла я, следя за тем, чтобы случайно не произнести слово «недоволки», – то дети ваших детей забудут о своем волчьем происхождении. Они забудут Обет, как Белоснежка и Куцехвост.

– Да, – согласился Гаанин. – Они будут помнить лишь то, что их долг – жить с людьми. Они не станут спорить из-за того, что, по их мнению, важнее для волчьего рода. Они даже не будут знать об этой части Обета.

Именно поэтому нам было необходимо оттеснить от людей недоволков. Дикость надо сохранить во что бы то ни стало, чтобы люди не превратили весь мир в пустыню. Я уважала стремление Гаанина быть с людьми, но потом он должен будет уступить дорогу нам.

– Мы надеемся только на то, – сказал Гаанин, внимательно глядя на меня, – что если люди смогут полюбить существо, отличное от себя, существо, которое им ничем не угрожает, то найдут способ полюбить и окружающий мир. Мы испробовали все остальное, и теперь это наш последний шанс. И их шанс. Но мы не достигнем успеха, если вы – волки – не позволите нам жить.

– Поэтому Стражи и продолжают вас убивать, – вставила я.

– И не только Стражи, – вмешалась в разговор волчица. – Такое происходило и раньше с другими стаями. Дикие волки всегда ненавидели наш род и все время нас убивали. Да и ваш род немногим лучше верховных.

– Ты видела, что случилось с моими волками на равнине, – сказал Гаанин. Он посмотрел на меня таким тяжелым взглядом, что я подумала: не знает ли он, что это я привела на поле Стражей. Я ждала обвинения, но Гаанин лишь беспокойно вздохнул. – Теперь люди сожгли лес. Возможно, для нас настало время сняться с этого места, спрятаться и переждать неспокойное время, как мы часто делали раньше. Но, боюсь, тогда мы упустим наш последний шанс. Если мы будем ждать, то люди зайдут слишком далеко.

Мною едва не овладела паника. Определенно, потом будет поздно что-либо исправлять, если Гаанин сейчас уведет прочь свою стаю.

– Мы найдем способ убедить верховных волков оставить вас в покое, – пообещал Аззуен. Я не поняла, как он собирается это делать, но попыталась выглядеть такой же уверенной, как Аззуен.

– Инимин и Давриан уже в Лаане и распространяют о нас самые невероятные россказни, – продолжал Аззуен. Он говорил это с таким спокойствием, будто обсуждал планы завтрашней охоты. – Они говорят, что это крианы подговорили нас поджечь лес. Что будет, если люди испугаются и вас?

– Люди уже не думают о нас как о волках и не считают дикими, – возразил Гаанин. – Каала видела это до того, как Стражи начали нас убивать. Инимин и Давриан не представляют для нас угрозы. Мы пройдем мимо них, не возбудив у людей никакого страха. Мы пойдем в Лаан и понаблюдаем за людьми. Нам надо посмотреть, поверили ли жители деревни россказням Давриана и Инимина о крианах и безопасно ли вашим людям появляться в Лаане. Но для этого вы должны убедить Навдру не убивать нас.

– Я поговорю со Стражами, – заверила я.

– Мы можем подождать до следующего восхода луны, – сказала волчица, встряхнувшись. – Мы будем ждать в лесу вблизи Лаана.

– Если вам не удастся склонить верховных волков к соглашению, – добавил Гаанин, – я буду вынужден увести свою стаю в надежное место.

Он поклонился нам и побежал в лес.

Когда они исчезли в чаще и уже не могли нас услышать, я обратилась к Аззуену:

– У тебя же нет плана переговоров со Стражами, верно? – Я хорошо знала Аззуена и понимала, когда он блефует.

– Пока нет, – ответил он, – но мы найдем выход, правда?

Я тяжело вздохнула.

– Конечно, найдем.

Он ткнулся носом в мою щеку.

– Мы что-нибудь придумаем, Каала, я тебе обещаю. Можно мне теперь поискать Брелана?

Я по запаху чувствовала, как сильно Аззуен тревожится за своего человека. Он думал о нем все время разговора с Гаанином. Я вспомнила о Тали, которая сидит в пещере одна, если не считать двух воронов.

– Да, иди. Я буду ждать тебя в пещере.

Он легонько куснул меня за нос и побежал в сторону Лаана. Когда Аззуен исчез, я остро почувствовала, как он мне нужен, но делать было нечего. Я встряхнулась и направилась в пещеру к Тали.

Я была уже на полпути к цели, когда воздух над моей головой наполнился звуком беспорядочного хлопанья крыльев. Хлела летела прямо на меня. Не останавливаясь, она врезалась мне в бок и свалила на землю. Я вскочила, задыхаясь и кашляя от неожиданности.

– Что ты делаешь? – зарычала я.

В ответ Хлела прошипела что-то невразумительное.

Я оскалила зубы и внимательно пригляделась. Перья Хлелы были взъерошены, воротник из перьев сильно топорщился. В ее глазах я прочла безысходное отчаяние.

– Что случилось? – спросила я, чувствуя, как паника железным обручем сдавливает мне горло.

– Они его схватили.

– Кого? – спросила я. Аззуена я только что видела и не могла понять, кто мог схватить Брелана.