— Не сопротивляйся забвению, — глубокий низкий голос звучит, кажется, отовсюду, — оно заберет тревоги. Закрой глаза.

Тело становится ватным, пол уходит из-под ног, вздрагивают колонны, растворяются в дрожащем мареве силуэты Прародителей. Последнее, что я чувствую, — сильные руки Айонея, подхватывающие моё безвольное тело. Голова бессильно запрокидывается назад, кругом вспыхивают огни свечей, вот только оплывающий воск капает не вниз, а вверх, превращаясь в светящиеся капли.

— Не думай.

Я парю во мраке, раскинув в стороны могучие крылья. Лечу среди оживших звезд, ветер ласкает тело, невидимой рукой проводит от головы к спине и длинному гибкому хвосту. На миг я прикрываю глаза и слышу мелодичный звон золотых колокольчиков. Сперва едва уловимый, потом все громче и громче. Он подхватывает меня наравне с ветром, закручивает спиралью, то ли вознося к небу, то ли опуская в бездну, рассыпается сотней голосов.

Я уже слышала их прежде, когда-то давно, возможно, в иной жизни. Они смеются и поют, зовут за собой, но постоянно ускользают, оставаясь неузнанными. Я замечаю сотни рук, протянутых мне навстречу, сотни взглядов, полных тепла и понимания. Голоса разделяются, становясь все более разборчивыми, в их звучании слышится пульсация магии. И пусть я не понимаю слов, но точно знаю, что они принадлежат моим друзьям. Всем телом чувствую, что меня не обидят, наоборот, примут такой, какой я создана. Они явились на эту встречу по собственному желанию — и это день торжества, а не печали.

Моё сознание уже не принадлежит одному человеку, вместе с формой я теряю и понимание границ, перестаю быть «одной из», становлюсь всем сразу. Впереди вспыхивает яркое сияние. В нем память прошлого, образы будущего, неуловимость настоящего. Они неразрывны и прекрасны в своем совершенстве. Они то, что должно быть, без оценки или осуждения.

Снижаюсь, касаюсь этого источника. Я — человек, но я же — пламя. Я — часть, но и целое. Растворяюсь в сиянии, отдавая ему себя без остатка.

— Лиан, — осторожное прикосновение к щеке спугивает грёзу. — Проснись.

Запахи и звуки плавно возвращают меня обратно. Я вновь обретаю тело и форму, втискиваюсь в привычную оболочку. На секунду меня пронзает отчаяние: зачем же запирать свет в столь несовершенные и ограниченные рамки? Но разочарование уходит, сменившись пониманием — раз я вернулась обратно, значит, так и должно быть, это часть плана, написанного кем-то гораздо более мудрым, чем я.

Знакомые губы касаются моих в нежном поцелуе.

— Время, Огонёк. У нас его не так уж много.

Вместо ответа нахожу руку Дора, сжимаю пальцы, наслаждаясь теплом. Не знаю уж, как владыке удается выкроить часы наедине со мной, подозреваю, что тут нужна магия посильнее, чем та, что ушла на строительство Стены. Но безумно благодарна за то, что он рядом.

— Прости, я уснула.

— Знаю. Жаль тебя тревожить, но солнце уже коснулось горизонта, а путь предстоит неблизкий.

Оглядываюсь на окно — действительно, ранние сумерки.

— Я, кажется, вымоталась слишком сильно и пропустила целый день, — сон мгновенно тает, а вместе с ним — воспоминания о странном видении. Встаю, отряхивая измятое платье. — Третье испытание уже состоялось?

— Да, — подтверждает Дорнан. — К счастью, успешно почти для всех избранных.

— Почти?

— Возникла небольшая заминка с одной из девушек, Нессой. Она оказалась слишком слаба для воздействия ментальной магии и потеряла сознание на руках у Силлага. Айоней не стал рисковать и возобновлять испытание, чтобы не травмировать её разум.

— Как она сейчас? — я вспомнила светловолосую девушку и наш последний разговор. Все-таки Силлаг, нелюбимый и чуждый, тот, кому она вряд ли доверяет. Интересно, случайна ли эта заминка в испытании?

— В полном порядке. Слегка испугана и, кажется, не до конца готова к изменениям. Однако подтвердила свое согласие на брак.

Киваю. Что ж, всё так, как она и предсказывала. Впрочем, если сама Несса не стала возражать и спорить, то и я не буду вмешиваться. Дор подает мне теплый плащ, накидывает на голову капюшон, опускает его так низко, что лица не видно.

— Готова к встрече?

— Да.

— Пойдем.

Дорнан скользит в вечерних сумерках, ныряя в редкие клочья пушистых облаков. Мне спокойно и уютно на его спине, от прежнего страха высоты не остается даже воспоминаний. Как можно не полюбить небо и свободу? Как можно жить, не мечтая набрать полную пригоршню тлеющих звезд?

Не глядя на стремительно темнеющее небо, я с нетерпением высматриваю среди холмов нужную деревню. И довольно скоро мне это удается. Крохотные домики вольно раскинулись неподалеку от узкого пляжа, стиснутого полукруглой бухтой, на улицах и в окнах мерцают желтые огни, но людей почти не видно, поздний час — время для историй за общим столом и отдыха, а не для прогулок.

Дорнан широкими кругами направляется к земле, стараясь держаться в стороне от крайних домов, мягко касается шелка трав.

— Не хотел привлекать слишком много внимания, — отвечает он на невысказанный вопрос, пока мы неспешно бредем к домам, взявшись за руки. — Тебе туда, — владыка указывает на крохотный уютный домишко под высокой крышей. Он слегка подталкивает меня к воротам, а сам делает полшага назад.

— А ты? — оглядываюсь изумленно.

— Не думаю, что они будут рады видеть меня еще раз, — криво усмехается владыка.

— Возможно, и так, но я всё объясню, они поймут, уверена.

— Не сомневаюсь, — он всё же подходит вплотную, обнимает меня за талию, зарывается носом в мои волосы, — но, думаю, этот вечер должен стать только вашим. Не люблю чувствовать себя лишним.

— Хочешь, чтобы я оставила правителя целого народа мяться у ворот?

— О! Уверяю, я найду занятие, — он поправляет на мне плащ, убирает выбившуюся прядь. — Такая ночь заслуживает хорошего полета, — он отступает в вечерние тени. — Я почувствую, когда ты будешь готова возвращаться.

И, не дожидаясь ответа, он уходит. Смотрю ему вслед, любуюсь тем, как по бархатно-черному небу скользит серебристое пламя. Истинный ардере, прекрасный в своей неповторимости. Но вскоре Дор исчезает из виду, а я поворачиваюсь к калитке и нерешительно касаюсь простенького замка.

Что мне говорить им, самым родным и любимым, но таким далеким теперь людям? Как передать в словах всё то, что я узнала, увидела и почувствовала за эти месяцы? Как поделиться той любовью и заботой, что досталась мне самой? Дор менял мой мир аккуратно и бережно, я же должна сделать для семьи то же самое, но в считанные часы. Что, если мои слова будут пустым звуком, если родные откажутся от меня так же, как я сама чуть не отказалась от Дорнана?

— Иди уже, трусиха, — шепчу себе под нос, кусая губы от досады. — Если у кого и получится, то только у тебя.

Калитка открывается бесшумно, едва заметно звякает качнувшийся крючок. Под ногами шуршат мелкие камешки дорожки, тихо поют цикады. Поднимаюсь на ступеньку у порога. В доме раздается звонкий смех сестры, а следом — мамин. Праматерь, неужели? В окне слева мелькают знакомые лица — и я забываю, как дышать. Оглядываюсь, поднимаю глаза к пустому небу. Спасибо тебе, Дор. Твой дар бесценен, и я сделаю все, чтобы сохранить его.