Бёрджессу не нравилась работа и жизнь в Америке. В декабре он обратился к Майклу Берри, когда тот приехал на два дня в Вашингтон, относительно работы в «Дейли телеграф», но успеха не добился. Бёрджесс пригласил его на чай с Санмером Уэллесом, который в период с 1937 до 1943 года был заместителем госсекретаря, а потом был уволен из-за гомосексуального скандала. Супруга Уэллеса умерла, и у него с Бёрджессом сложилась крепкая дружба, скрепленная общим интересом к политике, алкоголю и мужчинам[674]. Впоследствии Берри вспоминал: «Мы приехали к нему в дом, который располагался в часе езды от Вашингтона, в автомобиле Гая, выпили чаю, поговорили об иностранных делах. Хорошо помню, что у Гая была полная бутылка виски в отделении для перчаток его машины, и он предложил мне глоточек. Когда я отказался, он приложился к бутылке сам»[675].

Услышав, что Джозеф Ослоп устраивает прием в честь Берри и его супруги Памелы, Бёрджесс попытался достать приглашение. Хотя свободных мест за столом уже не было, Ослоп предложил ему зайти попозже на кофе. Согласно рассказу одного из гостей, Бёрджесс приехал «сильно выпивший, небритый и грязный и почти сразу начал обличать американскую политику в корейской войне», после чего его вышвырнули вон[676]. Собственные воспоминания Берри более сдержанны и прозаичны. «Он был очень оживлен и, как заметила моя жена, немного пьян, что не помешало ему предложить подвезти нас до отеля. В результате, хотя у меня не было прав, я был вынужден вести его машину»[677].

На следующий день Джеймс Энглтон, старший офицер ЦРУ, обедал в Джорджтауне, когда появился Бёрджесс. «На нем был белый британский военно-морской китель, грязный, весь в пятнах. Бёрджесс был пьян, небрит и, судя по состоянию глаз, давно не умывался. Он заявил, что взял отпуск на два или три дня и участвовал в «интересной пьянке» накануне в доме Джо Ослопа»[678].

Бёрджесс объяснял, что намеревался заработать состояние с другом на Лонг-Айленде, импортируя военно-морские кители, вроде того, что на нем надет, и продавая их в эксклюзивных магазинах Нью-Йорка. Он также настаивал на встрече в Энглтоном, чтобы «он мог проверить, как ведет себя на высоких передачах «олдсмобиль». Об этом было доложено Филби[679].

В пятницу, 19 января, 1951 года у Филби был официальный прием, рассчитанный на двенадцать человек. Он стал важной вехой на пути Бёрджесса к саморазрушению. Среди гостей были высокие чины из ЦРУ, Джеймс Энглтон и его супруга Сесили, Уильям Харви, бывший агент ФБР, ответственный за контрразведку в ЦРУ, и его жена Либби, Роберт Лэмфер, поддерживавший связь между ФБР и ЦРУ, и его жена, Роберт Маккензи, Джеральдин Дэк, одна из секретарей Филби, Уилфрид Манн и его жена Мириам.

Гости наслаждались кофе, когда между 9 и 10 часами вечера в дом Филби явился Бёрджесс.

«Он был, как обычно, агрессивно настроен и почти сразу после того, как его представили гостям, заявил миссис Харви, что очень странно видеть лицо, которое он всю жизнь машинально рисовал, неожиданно появившимся перед ним. Она моментально попросила его нарисовать ее. Она была привлекательная женщина, но у нее слегка выдавалась вперед челюсть. На карикатуре Гая ее лицо выглядело как нос дредноута с подводным тараном»[680].

«Меня никогда в жизни так не оскорбляли!» – закричала миссис Харви и выбежала из дома. Разозленный супруг последовал за ней. Филби попытался смягчить ситуацию, сказав, что это была шутка и Бёрджесс не хотел никого обидеть, но Харви не пожелал прислушаться к его словам. Он увидел в нелепом оскорблении Бёрджесса аристократическое презрение к себе и своей супруге, которая не закончила даже колледж[681].

Эйлин была потрясена. Очень важный для нее прием – она его долго и тщательно готовила – был уничтожен человеком, которого она презирала. И пока Мириам Манн и Сесили Энглтон успокаивали ее в кухне, Бёрджесс, нисколько не раскаявшийся, отдал должное спиртному, чтобы отпраздновать нанесенный Харви удар. Джеймс Энглтон и Уилфрид Манн вышли на улицу, чтобы покинуть ставшую взрывоопасной атмосферу. Вернувшись, Манн обнаружил Филби в рубашке с короткими рукавами и ярко-красных подтяжках, в темной комнате, уронившим голову на руки. «Человек, известный своим самоконтролем, гордость британской секретной службы, плакал навзрыд. В перерывах между сдавленными рыданиями он повторял: «Как ты мог! Как ты мог!» Один советский шпион в доме другого советского шпиона оскорбил человека, работа которого заключалась в выявлении советских шпионов. Как сказал бы Талейран, это хуже, чем преступление, это ошибка»[682]. Бёрджесс, возможно, получил возможность насладиться временным триумфом над Харви, но он нажил себе могущественного врага.

Вернувшись на следующее утро, чтобы забрать свою машину, Манн обнаружил Бёрджесса и Филби «на двуспальной кровати. Они расположились на подушках, одетые в пижамы – кажется, один из них или оба были еще и в халатах. Они пили шампанское и предложили мне стаканчик – в качестве тонизирующего средства. …Мне показалось, что и Филби, и Бёрджесс наслаждались ситуацией»[683].

Лояльность Манна подвергалась большому сомнению. В книге Эндрю Бойла «Четвертый человек» (The Fourth Man), которая привела к разоблачению Бланта, Манн под псевдонимом Бэзил назван работающим на русских. Цитируя секретную информацию из источника в ЦРУ, Бойл утверждает, что израильтяне «передали Энглтону имя британского ядерного физика, которого они раскрыли как важного советского агента» сразу после Второй мировой войны, как «знак непрерывного, но неофициального сотрудничества с американской разведкой». Энглтон решил «пару лет держать операцию под личным контролем. …То, что Гувер знал об этом, – сомнительно. Можно утверждать, что ФБР в конце концов узнало о том, что Бэзил работал под контролем ЦРУ, как двойной агент. Более точно ничего сказать нельзя, поскольку полная хронологическая запись операция не велась. Бумаге не было доверено почти ничего»[684].