Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Положение в Париже стало особенно нервным. То настроение, которое охарактеризовано приведенным выше письмом М. Н. Гирса, неудержимо росло, и М. В. Бернацкий, являвшийся представителем генерала Врангеля по финансовым делам, «сменил вехи». Российские послы гг. Гирс, Маклаков и Бахметьев при участии г. Бернацкого, 2 февраля 1921 года, постановили:
1. Армия генерала Врангеля потеряла свое международное значение, и Южно-Русское Правительство, с оставлением территории, естественно прекратило свое существование.
2. Как бы ни было желательно сохранение самостоятельной Русской армии с национально-патриотической точки зрения, разрешение этой задачи встречается с непреодолимыми затруднениями финансового характера.
3. Все дело помощи русским беженцам надлежит сосредоточить в ведении какой-либо одной организации. По мнению Совещания такою объединяющей организацией должен быть Земско-Городской Комитет помощи беженцам.
4. Единственным органом, основанным на идее законности и преемственности власти, объединяющим действия отдельных агентов, может явиться Совещание Послов. Вместе с этим, указанное Совещание, при отсутствии других общерусских учреждений, принуждено взять на себя ответственность за казенные средства и за порядок их определения[10].
Для осуществления этого положения был образован под председательством М. Н. Гирса Финансовый Совет в составе гг. Маклакова, кн. Львова и Бернацкого, и, несмотря на протесты членов «Делового Комитета» от торгово-промышленников, банков и Красного Креста, признававших по-прежнему власть Главнокомандующего, 19 февраля 1921 г. «Деловой Комитет» был ликвидирован.
Таким образом, Совещание Послов объявило себя теоретически единственным преемником Всероссийской власти, а практически вступило в тесное содружество с «демократическим» Земгором. Все материальные ресурсы, которые могли быть использованы для армии, находились теперь в чужих или враждебных руках, и на долю армии могли только попадать случайные поступления от великодушных хранителей российского достояния.
* * *
Здесь уместно припомнить нашумевшую историю о так называемом «пропавшем миллионе».
В январе 1921 г. финансовый агент в Токио перевел на нужды армии 1 000 000 франков; перевод был сделан на имя председателя Совещания Послов, М. Н. Гирса, но, несмотря на такую значительную сумму, затерялся и по назначению не дошел.
Из расследования этого дела выяснилось, что в феврале 1921 г. Финансовый Совет, в соответствии с принятым взглядом Совещания Послов, что единственной объединяющей организацией по помощи русским беженцам является Земско-Городской Комитет, передал 1 000 000 франков кн. Львову. Кн. Львов в официальном отчете сообщил, что часть означенной суммы уже израсходована в соответствии с планом, утвержденным Главнокомандующим, на улучшение материального и санитарного быта войск, остаток же этой суммы поступит на те же цели. Таким образом, Финансовый Совет мог думать, что этот миллион пошел в соответствии со своим назначением.
Между тем ни Главнокомандующий, ни кто-либо из подведомственных ему органов этого миллиона не получали. Если предположить, что миллион этот был направлен в организации Земского и Городского Союза на помощь армии через их посредство, то, во-первых, для установления этого не было никаких данных, а во-вторых – оставалось ложным утверждение кн. Львова, что сумма израсходована в соответствии с планом, утвержденным Главнокомандующим, так как ни одна из общественных организаций никакого плана помощи на его утверждение не представляла.
Таким образом, кн. Львов дал заведомо ложное освещение в своем отчете и присвоил не принадлежащие Земгору деньги.
Все это дело в полной мере выявилось только в марте 1922 года, когда председатель Временного Комитета Всероссийского Земского Союза А. С. Хрипунов вышел из Земгора и опубликовал свое письмо кн. Г. Е. Львову с целым рядом обвинений против председателя Земско-Городского Комитета. В числе этих обвинений А. С. Хрипунов указывает на «сокрытие от Земско-Городского Комитета действительного назначения полученных от Финансового Совета 20 000 фунтов стерлингов на нужды армии».
* * *
Борьба с левой общественностью была опасна постольку, поскольку от нее зависели средства армии и поскольку она влияла на отношение иностранцев. Но внутренней опасности левая общественность никогда не представляла.
Попытки левых кубанских деятелей вновь поднять старые счеты с центральной властью и преподнести все это на демократическом блюде явно успеха не имели.
Кубанский Войсковой Атаман Иванис, протестуя против неправильного, по его мнению, созыва Краевой Рады на Лемносе, письмом от 25 декабря 1920 г. объявил о разрыве договора о совместных действиях казаков с генералом Врангелем, потому что «Кубань не может признать целесообразным вести борьбу совместно с силами, скомпрометировавшими себя, как генерал Врангель, своей реакционной политикой». Вследствие этого г. Иванис заявил, что «остатки Кубанской армии просит считать на положении беженцев, находящихся под защитой французского правительства», и что «дальнейшую судьбу беженцев Атаман и правительство Кубани вверяют своим покровителям, французскому правительству, признавшему мировое значение борьбы кубанцев в составе Вооруженных Сил Юга России с большевиками».
Такое юмористическое заявление не имело никакого действия. Атаманом был избран генерал Науменко. Но, подчиняясь общему гипнозу слов и понятий, 14 января 1921 г. казачьи атаманы образовали «Объединенный Совет Дона, Кубани и Терека», Положение о котором гласило, что «Дон, Кубань и Терек, сохраняя неприкосновенными свои конституции, – по вопросам внешних сношений, военным, финансово экономическим и общеполитическим действуют объединенно», и что «все сношения, исходящие от Объединенного Совета Дона, Кубани и Терека, производятся одним из атаманов по уполномочию Совета»[11]. – Правда, в соглашении говорится, что атаманы считают «необходимым продолжение вооруженной борьбы с советской властью при полном единении всех русских сил и сохранении единого военного командования», но указывается мотив совершения такового акта, как стремление видеть Россию «построенной на демократических федеративных началах».
Проповедь этих «демократических начал» в демократической казачьей среде, правда, успеха не имела.
В декабре 1920 г. Донской атаман генерал-лейтенант Богаевский обратился за помощью к донцам «некрасовцам», жившим уже долгие годы в Турции, с просьбой «оказать содействие к размещению части донских беженцев». Вспоминая историю «некрасовцев», Атаман напомнил, что «много лет тому назад ваши деды покинули родную Россию, уходя от преследования жестокой власти…»
«Некрасовцы» ответили так:
«Вы пишете, что деды наши покинули родную Россию, уходя от преследования жестокой власти. Мы считаем долгом заявить, что всякую власть, законно-поставленную, считаем мы от Бога и жестокости от нее в России не знали, а ушли от обид своих же братьев-казаков, несогласных с нами в церковных упованиях и в большинстве не сочувствовавших нашим взглядам – последнее и заставило наших отцов уйти от зла в сотворение благого. И вот уже свыше 200 лет мы находим приют в Турции и, живя здесь, сохранив все исконные обычаи и веру, продолжаем быть верными сынами Церкви Христовой и возносим до днесь молитвы о Русском Царе, моля Всевышнего о скорейшей кончине лета междуцарствия».
При таком отношении