Раскопки позволили изучить фундаменты первого каменного храма. Они представляли собой кладку из известковой плиты и гранитных валунов на известковом растворе, опущенную в узкую траншею на глубину до 2,2 м. Причем валуны были уложены не в основание, как это делалось обычно в таких фундаментах, а располагались в 2–3 ряда в центральной части кладки. С южной и северной сторон к церкви примыкали фундаменты крылец боковых входов. С западной стороны, в пределах трапезной современной церкви, были исследованы основания разобранной колокольни, непосредственно примыкавшей к помещению храма. В алтарной части, в углублении, прорезавшем слой пожара 1797 г., были найдены две кожаные рукавицы, вероятно, принадлежавшие одному из строителей нового храма (рис. 122, см. с. XII вклейки).

Еще в 1797 г. Павел I учредил на юго-восточной окраине Петербурга, за Невской заставой, Императорскую Александровскую бумагопрядильную мануфактуру. Свое название она получила от существовавшей здесь ранее усадьбы Вяземских «Александровское», от которой к настоящему времени сохранилась только Троицкая церковь, известная в народе как «Кулич и Пасха»[95]. После смерти князя

А.А. Вяземского, когда часть имения отошла в казну, здесь начали строить новую фабрику. На ней предполагалось использовать передовые технологии машинного прядения, заимствованные в Англии для увеличения производительности труда в ткацкой отрасли. Со временем изготовление хлопчатобумажной продукции, основанной на привозном сырье, планировалось расширить за счет производства изделий из шерсти, льна и пеньки с использованием своего сырья. Таким образом, в России планировалось наладить массовое производство тканей, способное конкурировать с западноевропейским. Значительную роль в работе новой фабрики должен был играть Воспитательный дом, находившийся под патронажем императрицы Марии Федоровны. Однако он не мог обеспечить достаточное количество работников для развития нового производства.

По этой причине в октябре 1800 г. императрица обратилась к Павлу с просьбой передать в ведение Воспитательного дома «слободы Большую Рыбацкую и устья Ижоры, которые по само ближайшему и выгоднейшему на Неве реке местоположению наиболее соответствуют сему предмету. Из сих двух селений фабрика, учредив хозяйственное распоряжение, может снабжать себя некоторой частью работников». Планы замышлялись грандиозные: по мнению Марии Федоровны, и 800 ревизских душ «в упомянутых слободах» было недостаточно для осуществления задуманного, поэтому предлагалось учредить еще и инвалидный дом на 1000 человек в окрестностях Рыбацкого и Александровского [ПСЗ РИ 1830, т. 26, с. 349–353, № 19613,]. В 1801 г. по распоряжению императора селение Усть-Ижора перешло в ведение Александровской мануфактуры [Описание дел 1802, т. 9, с. 48]. С этого времени усть-ижорцы все чаще начинают вовлекаться в фабричное производство.

Академик Николай Озерецковский[96], путешествовавший в этих краях по пути на озеро Ильмень в 1805 г., такой увидел Усть-Ижору: «Возвышенные берега, цветущия на них травы, протекающая Нева и красивые виды на другом ея лесистом берегу, при хорошей погоде делают проезд сей весьма приятным. Село Ижора стоит на высоком берегу и величиною своею не уступает Рыбачьей слободе. В нем так же, как и в сей слободе прекрасная каменная церковь, и такая же, как и в Рыбачьей поставлена каменная пирамида с золотою надписью, в память за усердие предков, которые пожертвовали собою во время войны со шведами в царствование Екатерины II. За селом Ижорою, где впадает в Неву река сегож имени, от сельца Вознесенского лесом проведена прямая дорога в Колпино, до которого от Невы считают только 5 вёрст. По обе стороны оной боковой дороги растет по большой части средней величины ельник, в котором цвели тогда черемуха, черника и голубица» [Озерецковский 1812, с. 370–371].

От Петербурга до Шлиссельбурга можно было подняться на судне вверх по Неве, что занимало около трех дней против течения и один день обратно – вниз по течению реки. Быстрее – за один день – можно было доехать по Шлиссельбургскому тракту. Почтовая карета могла двигаться со скоростью около 8-12 верст[97] в час. Зимой, на санях, поездка была еще быстрее. Быстрая езда требовала частой замены лошадей. Для этого на почтовых трактах, ведущих из Петербурга в Нарву Москву и Шлиссельбург, с 1722 г. стали устраивать ямские дворы с конюшнями, располагавшиеся через каждые 20–30 верст. Первоначально они размещались в приспособленных для этого крестьянских избах. Позднее стали возводиться специальные постройки. Одну из них сделали в 1785 г. у екатерининского дворца в Пелле по проекту архитектора Н.А. Львова [Гоголицын, Гоголицына 1987, с. 252–259].

По описаниям современников, по тракту проезжали в экипажах путешественники, устраивались пышные крестные ходы, По нему же в Шлиссельбургскую крепость доставлялись узники – политические заключенные, которых во время следствия содержали обычно в тюрьме Петропавловской крепости. Перевозили их закованными в кандалы в закрытых кибитках, зашитых рогожами. По этому пути проследовали многие известные в истории России личности. В петровское время здесь содержались царевна Мария Алексеевна, участница заговора царевича Алексея, Евдокия Лопухина – первая супруга Петра I. При Анне Иоанновне, после 10-летнего перерыва, политическая тюрьма здесь была возобновлена, и в последующие десятилетия в ней находились князья Дмитрий Михайлович Голицын и Долгоруковы, Бирон, наследник престола Иоанн VI Антонович, известный просветитель Н. Новиков. В XIX в. в крепости содержались декабристы И. Пущин, В. Кюхельбекер, братья Бестужевы, а потом и революционеры М. Бакунин, А. Ульянов, С. Орджоникидзе [Добринская 1978].

Рис. 123. Шлиссельбургский тракт в центре Усть-Ижоры. Фото автора

Усть-Ижора находилась на Шлиссельбургском тракте, в 22,5 верстах от Петербурга и в 37,75 верстах от Шлиссельбурга (рис. 123). Далее в восточном направлении дорога следовала через Новую Ладогу и Тихвин на Вологду и Ярославль. Через Лодейное Поле она поворачивала на Олонец и Петрозаводск, а по южному Прионежью продолжалась в сторону Архангельска. Именно поэтому в XIX в. она часто называлась Архангелогородской дорогой. По другой дороге, отходившей от села на юг через Колпино, расстояние до Ям-Ижоры на Московском тракте составляло 12 верст, а до Царского Села – 25 верст.