– Ты говоришь бессмыслицу, – шепчу я.

– Наоборот, я говорю разумные вещи, Виктория.

Небольшими шажками я медленно приблизилась к прихожей. Моя сумочка стояла на столике рядом с дверью. Я могла схватить ее и выбежать за дверь.

Уэс двигался за мной, медленно преследуя меня, как будто я была его добычей.

– Чем ты так расстроена, Виктория? Странно, почему правда всех так раздражает? А? Почему все думают, что им будет больно? Я прошу: скажи мне правду. Скажи мне все, ничего не скрывая!

Он протянул руки, и я испугалась, что, когда он их снова опустит, они коснутся моего тела.

– Уэс. – Я вытянула перед собой руку. – Ты злишься. Я понимаю… – Я улыбнулась и попыталась сделать глубокий вдох. – Но давай посмотрим на вещи трезво и не будем кричать.

– Да, я кричу, и это твоя вина! Это ты довела меня до этого, потому что ты начало и конец всего, не так ли?

Я не могу правильно ответить на его вопрос. Любой ответ был бы неверным. Мне казалось, будто из комнаты высосало весь воздух. Мое терпение лопнуло. Я повернулась на пятках и бросилась в кухню.

– Ответь мне! – крикнул он мне вслед. Я кожей чувствовала, как его слова тянутся ко мне, как они вонзают мне в спину свои ужасные когти.

И тогда я бросилась к своей сумочке. Но Уэс меня опередил и, схватив ее, швырнул об стену. Я вздрогнула, глядя, как ее содержимое летит на пол.

– Скажи мне, о чем ты думала сегодня вечером. – Он расхаживал взад и вперед, сверля меня взглядом. – Неужели ты думала, что какая-то бумажка волшебным образом позволит тебе исчезнуть из моей жизни? Ты так думала?

Я не ответила.

На какой-то миг кухонный остров разделял нас, но затем, прежде чем я успела отреагировать, между нами уже ничего не было. Уэс повалил меня на пол. Я тяжело упала на правый бок и даже вскрикнула. Волна боли прокатилась по всему моему телу. Из глаз посыпались искры. Назовите это материнским инстинктом, но я мгновенно схватилась за живот. Ребенок тотчас пнул ножкой, и этот легкий пинок взбодрил меня, дав мне достаточно сил, чтобы ползти назад, к двери.

На глаза навернулись слезы. Свет над головой слегка расплылся. Я не могла лежать и ничего не делать. Я должна бороться. Не за себя, а ради моей малышки. На меня нахлынула некая невидимая сила. Я никогда не узнаю, что это было. Неужели просто материнский инстинкт, требующий защитить того, кого я люблю? Так или иначе, но я исхитрилась поднять колено и со всех сил врезать ему коленом в пах. Уэс с громким стуком полетел на пол. Я попыталась встать, но боль была невыносимой. И я поползла.

Мои ключи лежали на полу, всего в нескольких шагах от меня, там, где они выпали из моей сумочки. Все, что мне нужно было, – это схватить их и как можно быстрее уйти. Но мои ноги меня не слушались, а моему телу хотелось совсем иного. А именно, свернуться клубочком и ждать, когда эта боль пройдет. Я ползла медленно, как черепаха.

Позади меня, бормоча себе под нос проклятия, застонал Уэс. Затем он сел и для поддержки ухватился за край кухонного островка. И в этот момент на пол с громким стуком упал нож.

Уэс уставился на острое лезвие, а затем… на меня.

Уходи, уходи, уходи! – кричал мой разум. Я повернулась и потянулась к ключам.

Уэс что-то кричал, но я не разобрала его слов. Тогда он схватил меня за руку и больно крутанул ее. Я вскрикнула, а в следующий миг моя рука была крепко прижата к спине.

Я никак не могла защитить себя. Нож опустился, и меня пронзила жгучая боль. Казалось, будто плоть горит и медленно-медленно плавится. И что это никогда не закончится.

Уэс выронил нож и, улыбаясь, посмотрел на меня Он тяжело дышал, я же едва дышала. Я прижала ладонь к животу. Мне казалось, что если надавить достаточно сильно, кровь вернется в мое тело и рана сама заживет. Но нет, кровь сочилась сквозь мои пальцы. Я посмотрела на Уэса – с болью и упреком. Уэс отпрянул от меня. Он точно бы отскочил еще дальше, если бы не врезался в холодильник.

– Посмотри, до чего ты меня довела! – крикнул он. Его глаза были полны страха и паники. Он смотрел на кровь с голодом и восхищением.

Зажмурив глаза, я надавила на рану и поморщилась. Боль усилилась.

Уэс заметался по комнате, крича мне, что это я вынудила его. Что это полностью моя вина. Что я была его женой и должна была ею остаться.

Вскоре боль начала отступать, тело как будто сделалось невесомым.

А затем он взглянул на меня через плечо. И тотчас в ужасе вытаращил глаза, как будто впервые меня увидел. Затем схватил мой телефон и набрал 911.

Разговаривая с оператором, он ерошил волосы и так крепко сжимал пряди, будто собирался вырвать их. Полным ужаса голосом он сказал оператору, что я поранилась. Ножевая рана. Сильное кровотечение.

Оператор что-то говорил, но Уэс смотрел на меня и улыбался леденящей кровь улыбкой. С телефоном в руках он медленно подошел ко мне и опустился рядом со мной на колени. До ножа можно было дотянуться, но это не имело значения; кровь уже пролилась.

Я подумала, что это конец. Моей жизни и жизни моего ребенка.

Уэс соскользнул на пол, сел рядом со мной и уставился в потолок. Единственными звуками были мои стоны и голос оператора:

– Сэр? Вы слышите меня? Мне нужно, чтобы вы ответили мне.

Мы молчали. Я бы не смогла ничего сказать, даже если бы и попыталась. Перед моими глазами уже плыли яркие огни, тысячи оттенков желтого. Такие прекрасные.

– Вы слышите меня? Сэр?

Молчание.

– Сэр, я должен знать, все ли в порядке. – Уэс убрал волосы со лба, нажал отбой и бросил телефон. Я хотела отклониться, но голова не слушалась.

– Посмотри, до чего ты меня довела, – повторил он.

Он раз за разом повторял эту фразу. А потом широко раскрытыми глазами посмотрел на меня. В его голове рождалась идея. Я не могла даже пошевелиться.

– Пожалуйста, не надо, – прошептала я.

Он поднял нож.

– Теперь ты ненавидишь меня, не так ли?

Уэс вложил нож мне в руку, но мои пальцы отказывались крепко сжать его.

– Ну, давай, – убеждал он меня. – Сделай это. Я знаю, тебе ведь хочется.

Я покачала головой. Моя одежда пропиталась моей собственной кровью. Меня трясло. Глаза Уэса были широко раскрыты и полны отчаяния.

– Сделай это! – крикнул он.

Нож упал на пол. Уэс склонился надо мной и провел рукой по моей щеке.

– Все, что я делаю, Виктория, я делаю для тебя. Разве ты не видишь, как я тебя люблю?

Я то проваливалась в черноту, то вновь выныривала на поверхность. Голос Уэса звучал все тише, а потом и вовсе умолк.

Не знаю, как долго я пробыла в таком состоянии. Я не могла открыть глаза. Мне было так больно, физически и эмоционально, что я почти онемела. И эта онемелость пугала, вселяла в меня ужас. Чтобы заблокировать его, я начала напевать. Я напевала, потому что это напоминало мне о том, что я еще жива.