– Я хотел сказать, прочитал ли ты оба тома до самого конца?

– Друг мой, главный принцип обучения сводится к тому, что важнее не прочитать каждое слово в книге, а получить достаточную осведомленность о материале.

– Скажи, до какой страницы ты дочитал именно эту книгу?

– Сейчас скажу, – ответил граф и открыл страницу с оглавлением. – Сейчас… до восемьдесят седьмой.

Осип внимательно посмотрел на Ростова. Потом он схватил увесистый том Токвиля и с силой швырнул его об стену. Том угодил в фотографию, на которой был изображен Ленин, выступающий во время митинга на Театральной площади. Стекло фотографии разбилось, а сама фотография с рамкой и осколками с грохотом упала на пол. Дверь открылась, и вбежал голиаф с пистолетом в руке.

– Черт побери! – воскликнул граф и поднял вверх руки.

Осипу, вероятно, хотелось приказать телохранителю пристрелить графа, но он сделал глубокий вдох и потом покачал головой.

– Все в порядке, Владимир.

Владимир кивнул и вышел за дверь.

Бывший полковник сложил на груди руки и уставился на Ростова в ожидании объяснений.

– Осип, прости меня… – проговорил смущенно граф. – Я хотел ее дочитать. Более того, я специально расчистил свой график, чтобы дочитать книгу вчера вечером. Но возникли разные обстоятельства…

– Какие обстоятельства?

– Неожиданные.

– Какие именно?

– В виде молодой особы.

– Молодой особы?

– Это дочь старой подруги. Она свалилась на мою шею совершенно неожиданно и проживет у меня некоторое время.

Сначала Осип непонимающе смотрел на Ростова, а потом громко рассмеялся:

– Ну и ну, Александр Ильич! У тебя остановилась молодая особа. Ну, чего же ты мне раньше не сказал? Я понимаю, что ни на что другое у тебя нет времени. Хорошо, мы еще обсудим Токвиля, ты об этом не забывай. А сейчас не стану тебя больше задерживать. Ты еще успеешь с ней выпить и закусить икрой в «Шаляпине». А потом можете перейти в ресторан на первом этаже и потанцевать.

– Я должен тебе сказать, что это очень молодая особа.

…

– Насколько молодая?

– Ей пять или шесть лет.

– Пять или шесть!

– Я думаю, скорее всего, шесть.

– Так у тебя живет шестилетний ребенок?

– Да.

– В твоей комнате?

– Да…

– И как долго она будет у тебя жить?

– Несколько недель. Может, месяц. Но не дольше двух…

– Понятно, – сказал Осип и улыбнулся.

– Если честно, – произнес Ростов. – Пока я и сам испытываю большие сложности и неудобства. Впрочем, ничего другого и нельзя было ожидать. Как только она акклиматизируется, мы сделаем кое-какие изменения, и все снова придет в норму.

– Я уверен, что именно так оно и будет, – сказал Осип. – Не смею тебя дольше задерживать.

Граф пообещал, что к их следующей встрече он дочитает Токвиля, и вышел за дверь. Осип поднял бутылку, но в ней уже не было вина, поэтому он взял бокал графа и перелил остатки его вина в свой.

Он подумал, помнит ли он сам, когда его детям было шесть лет? Помнит ли он о том, как они могли проснуться еще до рассвета? Свежи ли в его памяти те времена, когда все мелкие предметы вечно валялись под ногами? Те времена, когда он не успевал отвечать на письма, читать книги и часто даже не был в состоянии довести мысль до конца. Да, он помнил это время. Помнил его, словно все это было вчера.

– Конечно, – сказал он вслух, – «мы сделаем кое-какие изменения, и все снова придет в норму».

* * *

Граф твердо придерживался мнения, что взрослым мужчинам негоже бегать по коридорам. Он вышел из зала после ужина с Осипом около одиннадцати вечера и понимал, что заставил Марину слишком долго сидеть с Софьей. Поэтому он решил сделать исключение из своего правила и бегом помчался по коридору. Он повернул за угол и столкнулся с бородатым человеком, который вышагивал на лестничной площадке.

– Мишка!

– Вот ты где, Саша!

Первой мыслью графа при виде друга было, что он не сможет сейчас уделить ему время. Надо просто сказать Мишке, что сейчас у него нет ни секунды.

Однако, взглянув на лицо друга, Ростов понял, что не отправит Мишку, не выслушав, что с ним случилось. У Мишки точно произошли какие-то неприятности. Граф прошел с ним к себе в кабинет и сел на стул. Мишка стоял и крутил в руках шляпу.

– Ты же должен был приехать в Москву только завтра, – сказал граф.

– Да, но по просьбе Шаламова я приехал на день раньше, – ответил Михаил.

Их общий знакомый по университету Виктор Шаламов был теперь главным редактором Гослитиздата. Именно он предложил Мишке редактировать сборники писем Антона Чехова. Над этим проектом Михаил и трудился с 1934 года.

– Ну, прекрасно, – сказал граф. – Значит, ты практически все закончил.

– Практически закончил, – усмехнулся Мишка. – Ты совершенно прав, Саша. Осталось совсем чуть-чуть. Надо кое-что вычеркнуть, и все готово.

Вот что произошло.

Рано утром в тот день Мишка приехал на поезде из Ленинграда в Москву. Ему сообщили, что гранки для печати были уже готовы, их отправили в типографию, и Шаламов пригласил Мишку в Центральный дом литераторов на торжественный обед. Когда Михаил около часу дня прибыл в издательство, его попросили зайти в кабинет Шаламова.

Шаламов поздравил Михаила с окончанием проекта, а потом показал ему на лежавшие на столе гранки книги. Оказалось, что их еще не отправили в печать.

Шаламов сказал, что есть небольшой вопрос, который надо решить до отправки гранок в типографию. Очень незначительный вопрос. Дело касалось письма Антона Павловича Чехова от шестого июня 1904 года.

Мишка прекрасно знал, о каком именно письме шла речь. Это было письмо писателя его сестре Марии, в котором он сообщал о своем скором выздоровлении. Видимо, во время набора гранок «утеряли» одно или два слова. Такое уже бывало. Можно много раз проверять гранки и все равно что-то пропустить.

– Давай глянем, – сказал Михаил.

– Вот, – Шаламов нашел нужное место, чтобы Мишка мог перечитать письмо.