И вот что вам от него нужно:

1) безусловное признание того, что случилось; если агрессор заявляет, что он ничего не помнит, потребуйте, чтобы он признал, что если вы помните об инцесте, значит, он был;

2) извинения;

3) полное признание своей вины и снятие ответственности с вас;

4) готовность загладить вину; например, агрессор может оплатить ваше лечение, извиниться перед значимыми для вас людьми за причиненный всем вред, пообещать говорить с вами о том, что произошло, когда вы этого потребуете.

Хочу предупредить читателей о «мнимом раскаянии». Агрессор может попытаться манипулировать вами с помощью раскаяния и внушить ложную надежду на то, что отношения между вами изменятся. Но если за извинениями не последуют реальные перемены в поведении, то никаких чудесных метаморфоз не будет. Агрессор должен быть готов сделать что-то реальное относительно самой проблемы, потому что иначе извинения останутся пустым звуком и причинят вам еще больше боли и разочарования.

К сожалению, на самом деле очень мало жертв инцеста получают положительный ответ на все перечисленные требования, даже на часть из них. Но для вашего внутреннего личностного роста необходимо предъявить их агрессору. Очень важно, чтобы вы устанавливали правила любых отношений с ним в будущем, и для этого нужно четко дать понять, что вы больше не станете жить во лжи, полуправде, тайнах и отрицании. И самое главное: вы должны ясно дать понять, что отказываетесь нести ответственность за инцест, то есть что вы не будете и дальше играть роль жертвы.

«Пора перестать притворяться»

Ева решила провести конфронтацию с отцом и матерью по отдельности. Она сказала отцу, что посещала терапию, но не сказала, что это была за терапия. Она сказала, что он сильно поможет ей, если посетит одну из сессий вместе с ней. Он согласился, но прежде чем появиться в моем кабинете, несколько раз переносил дату. Гарольд, отец Евы, был худым человеком, почти лысым, ему было около шестидесяти лет. Его костюм был безупречен, а сам Гарольд выглядел очень самодовольно. Когда я спросила его, знает ли он, почему Ева настаивала на том, чтобы он посетил нашу встречу, он ответил, что «догадывается, о чем речь».

Я попросила Еву объяснить отцу, какую именно терапию она посещает:

Гарольд густо покраснел и отвел глаза. Он начал было что-то говорить, но Ева прервала его и заставила выслушать себя до конца. Она продолжила рассказывать, что именно он делал и как она при этом себя чувствовала больной, напуганной, смущенной и грязной. После этого она рассказала ему, как случившееся повлияло на ее жизнь:

После этого Ева предъявила отцу требования: чтобы тот извинился и признал свою ответственность. Кроме того, она предложила ему признаться во всем своей жене до того, как она сама расскажет об инцесте матери. Отец Евы сидел в растерянности. Он начал обвинять дочь в том, что она шантажирует его. Он не пытался отрицать инцест, но попытался представить дело так, будто ничего страшного не произошло, так как он никогда не наносил Еве физических увечий. Он извинился, но его беспокоило только то, как разглашение тайны повлияет на его брак и на его положение в обществе. Сказал, что ни в какой терапии не нуждается, так как «всю жизнь был достойным членом общества».

Спустя неделю Ева добилась того, что ее отец признался во всем матери. После этого Ева рассказала всей группе следующее:

Все участники группы хотели знать, что почувствовала Ева после общения с родителями:

Все мы были зачарованы и потрясены тем, как Ева на глазах обретала силу и выходила из положения жертвы. В конце концов, она приняла решение сохранить связь с семьей, но свести к минимуму все общение.

Это как биться головой о стену

Еве практически не понадобилась моя помощь для конфронтации с родителями, но в случае Вероники, которую отчим, влиятельный церковный деятель, не только насиловал, но и чуть не задушил, когда она попыталась не подчиниться, понадобилась вся моя поддержка, особенно потому, что ее мать и отчим настояли на том, чтобы прийти ко мне на прием вместе. Они сказали Веронике, что «сделают все, чтобы помочь ей справиться с ее психическими проблемами».

Когда ей было тринадцать лет, Вероника рассказала матери о домогательствах отчима, отчаянно пытаясь прекратить их, но мать не поверила ей, и Вероника никогда больше не поднимала эту тему.

Отчим Вероники, Феликс, учтивый белокурый мужчина, на вид около шестидесяти лет, одетый с явным намеком на безупречность: черный пасторский костюм с белым воротничком. Мать Вероники, Рода, высокая худая женщина с серьезным лицом, пышными черными волосами, в которых просматривалась седина. Оба были полны праведного гнева и изображали оскорбленную невинность с момента своего появления в моем кабинете.

Вероника сказала все то, что мы с ней репетировали на терапии, но всякий раз, когда она пыталась заговорить о сексуальном насилии, она наталкивалась на каменную стену отрицания и яростных обвинений. По мнению родителей, Вероника была сумасшедшей, все сказанное ею было ложью, она была злобным и мстительным созданием и нападала на Феликса за то, что он «был строг с ней». Вероника стойко держалась, но дело не сдвигалось с мертвой точки. Когда Вероника бросила на меня умоляющий взгляд, я вступила в разговор: