тот скорее отмутузит лесного демона, чем возьмется за перо, – фыркнул Артер. – Очевидно, в Лощине считают, что для заключения договора достаточно поплевать на руки.

– Да, большинство все равно не умеют читать. – Скрипнув зубами, Лиша склонилась и подписала документ, затем взглянула на высокую, неряшливую кипу бумаг, которую прислал делопроизводитель барона. – И все они в том же духе?

– Боюсь, что да, – сказал Артер. – В отсутствие вас с графом люди нуждались в объединяющем символе. Особенно после исчезновения господина и госпожи Тюк. В этом смысле барон Лесоруб достиг колоссальных успехов. Но как администратор он… оставил желать много лучшего.

Лиша кивнула. Она не стала притворяться, что для нее это новость; она знала Гареда всю жизнь. Народ любил его и доверял ему. Он был своим – первым лесорубом, откликнувшимся на призыв Арлена Тюка выйти в ночь с топорами. С тех пор он еженощно вставал между жителями Лощины и демонами, и все это знали. Народ спал спокойнее, зная, что защищен Гаредом Лесорубом.

Но деньги он тратить умел гораздо лучше, чем считать. Лиша могла наштамповать сколько угодно клатов, но их ценность будет зависеть от доверия к ним людей.

– Вы все еще готовы пойти к нему, если я попрошу о вашей отставке? – спросила Лиша.

– Это пустая угроза, госпожа, – засопел Артер. – Барон Лесоруб меняет чиновников быстрее, чем кружки с элем. Сквайр Эрнет покинул должность после того, как барон пригрозил оторвать ему руки.

Лиша вздохнула:

– А если я прикажу вам перейти к нему, а ему – вас принять?

– Нарушу клятву и перебегу в Красию, – ответил Артер, и Лиша расхохоталась так, что засаднило горло.

Ее взгляд снова упал на гору бумаг, и веселье улетучилось. Она потерла висок, пытаясь унять тупую боль, которая скоро расцветет и станет острой, если Лиша не поест и не побудет в одиночестве часок в своем саду.

– Гареду нужен бесстрашный делопроизводитель.

– Не знаю, где взять такого, если не считать Арлена Тюка, – сказал Артер.

– Я подумала не о мужчине, – возразила Лиша. – Уонда?

– Не смотрите на меня, госпожа, – откликнулась Уонда. – У меня с бумагами хуже, чему у Гара.

– Тогда будь добра, найди сударыню Лак.

– Да, госпожа, – улыбнулась Уонда.

– Спасибо, Эмелия, что пришла. – Лиша махнула рукой на стул у своего стола. – Присядь, пожалуйста.

– Благодарю, графиня. – Розаль сделала плавный, отработанный реверанс, а выпрямившись, подобрала юбки так, что, когда она села, не сбилось ни складки.

– Зови меня госпожой, – сказала Лиша. – Чаю?

– Да, госпожа, пожалуйста, – кивнула Розаль.

Лиша подала знак. Уонда могла из лука продеть нитку в иглу и чай разливала не хуже, а две дымящиеся чашки и блюдца доставила в одной руке, как пару клатов.

– Тебе нравится Лощина? – осведомилась Лиша, взяв чашку.

– Здесь замечательно. – Розаль бросила в чай сахар и принялась размешивать. – Все бесконечно радушны. Все взволнованы нашей свадьбой. Даже ваша матушка предложила помочь с подготовкой.

– Да ну? – Об этом Лиша услыхала впервые.

Казалось немыслимым, чтобы Элона кому-то помогла по доброте душевной, и в первую очередь – Эмелии Лак.

Розаль кивнула:

– Она познакомила меня с лучшими флористками и портнихами и дала кое-какие… занятные советы насчет платья.

– Моя мать не из тех, кто щедро расходует ткань, – заметила Лиша. – Особенно сверху.

Розаль подняла чашку и подмигнула:

– Я одевалась хуже, чем ваша матушка может вообразить. Но сейчас – не тот случай. Розаль предназначалась другим мужчинам. Гаред получит невесту из жонглерского сказа.

– Гаред не получит ничего, пока не покончит с писаниной, – возразила Лиша, указывая на стопку бумаг.

Розаль кивнула снова:

– В бумагах Гаред не силен. Я могу после свадьбы…

– Так не пойдет, дорогуша, – сказала Лиша. – Напомнить, что ты у меня в долгу?

Розаль помотала головой. Лиша спасла ее от матери-герцогини, которая хотела бросить избранницу Гареда в тюрьму после скандала при дворе.

– Конечно нет, госпожа.

– Хорошо, – ответила Лиша. – Кости Аманвах сказали, что я могу верить в твою преданность Лощине, и сейчас мне нужен именно такой союзник.

Розаль поставила блюдце, села прямо и положила руки на колени:

– Чем я могу быть полезна?

Лиша указала на стопку:

– Скажи своему сговоренному, что не осушишь ему семенники, пока он не сядет и не наведет порядок в счетных книгах.

Розаль изогнула бровь, губы чуть тронула улыбка.

– Помилуйте, госпожа, я никогда не осушала барону семенники. Мы не женаты! Сами подумайте, какой выйдет скандал!

Улыбка переросла в ухмылку.

– Но я слежу за его стволом. Сказала, что не выну из портков, пока сам Гаред не будет связан. Теперь всякий раз, когда мы остаемся одни, он мчится за кандалами.

– Создатель!.. – проговорила Лиша. – Ты не лучше моей матери. Присмотри, чтобы он не набрался ночной силы, иначе сломает кандалы-то.

Розаль сверкнула глазами:

– В глубине души, госпожа, он этого не желает.

– Госпожа – ничего, если я подожду снаружи? – вмешалась Уонда.

– Надо же, Уонда Лесоруб, да ты краснеешь! – улыбнулась Розаль.

– Он мне, считай, братишка, а ты о нем так отзываешься, – сказала Уонда.

– У меня самой два брата, – ответила Розаль. – Я знаю об их любовной жизни больше, чем хочется, – подмигнула она. – Но не скажу, что эти сведения бесполезны.

– Коли так, могу ли я считать, что ты быстро возьмешь это затруднение… – Лиша вопреки желанию улыбнулась, – в свои руки?

Все три женщины рассмеялись.

– Не думайте больше об этом, госпожа, – сказала Розаль. – Я положу кандалы ему под стол.

– Солнце зашло, госпожа, – сообщила Тариса.

Лиша с трудом отняла от груди и передала Элоне Олив.

– Все ли на месте и всем ли подали чай?

Тариса подошла, чтобы поправить ей ожерелье, заодно и сноровисто добавила пудры.

– Многие уже битый час ждут, – сказала Уонда.

Лиша кивнула. Желая продемонстрировать власть, Тамос всегда заставлял советников ждать, и этот обычай, пожалуй, стоило сохранить на первом после ее возвращения совещании.

Вдобавок, созвав его в поздний час, Лиша могла пересидеть солнце, которое по вечерам светило в западные окна зала заседаний. Она нацепила меченые очки, встала и плавно вышла в коридор. Она уже неделю как дома и больше откладывать не могла.

– Лиша Свиток, госпожа Лощины, – объявил Артер, препровождая ее через королевский вход в зал, который был еле виден из-за чудовищного трона Тамоса.

В конечном счете Лиша намеревалась избавиться от неудобного кресла, но до поры оно хорошо служило ее цели, громоздясь над советом.

Лиша нарочно убрала из своего имени титул. «Графиней» нарек ее трон Энджирса, но она не собиралась ему подчиняться. Лощина давно жила сама по себе.

Все встали, кланяясь и делая реверансы. Она кивнула и