В июле – сентябре 1917 года Троцкий благодаря своим способностям оратора играл ключевую роль в «разагитировании» кронштадтских матросов и их переходе на сторону большевиков. Бывало, что его в Кронштадте ждали несколько часов. И когда он прибывал на катере, матросы встречали его овациями.

Находчивостью и страстностью Троцкий побеждал аудиторию настолько, что заставлял всех себя слушать. Его речь всегда заканчивалась аплодисментами.

Интересно, что исследователи до сих пор не могут разобраться, кто исполнял обязанности председателя ВРК в период 21—25 октября 1917 года. Но в ноябре 1917 года Троцкий точно подписывал документы как «председатель ВРК». Главное, что он был одним из тех, кто командовал стотысячной армией революции в октябре 1917 года. Несмотря на то, что ВРК – руководящий орган революции – самораспустился в декабре 1917 года, в марте 1918 года Троцкий по требованию кронштадтских моряков подписал воззвание к населению о переносе столицы в Москву также от имени председателя ВРК. Л.Д. Троцкий всегда опирался на мнение и силу военных моряков. Не случайно согласно плану октябрьского восстания предполагалась помощь восставшим со стороны революционных матросов Гельсингфорса и Кронштадта.

Немедленно после октябрьского восстания в Петрограде большевикам пришлось столкнуться с самым ожесточенным сопротивлением. Дезорганизация власти сказывалась во всем. Это проявлялось и в действиях военных моряков. Характерными примерами в этом отношении явились случаи побегов ледоколов «Волынец» (бывший «Царь Михаил Федорович») и «Сампо», которые перешли на сторону белых финляндцев. В Гельсингфорсе повсюду шла бойкая распродажа различного казенного имущества с кораблей и из порта. Продавались: продукты, материалы, масла, топливо, мебель кают-компаний, револьверы, винтовки и пулеметы. Бывали случаи, когда судовые комитеты продавали даже шлюпки. Никому и в голову из них не приходило, что они совершают преступление; все казалось в порядке вещей. «Ведь это – все наше, народное», – говорили матросы, когда кто-либо из офицеров пытался остановить грабеж.

В это время адмирал Развозов заявил, что он уходит с поста командующего флотом. Общее собрание представителей всех судовых команд и членов Центробалта постановило просить адмирала Развозова вернуться. Такой неожиданный поворот на флоте сильно обеспокоил Смольный. Троцкий послал в Гельсингфорс комиссара Раскольникова с тем, чтобы тот, так или иначе, но убрал Развозова. Состоялось еще одно общее собрание военных моряков. Новая резолюция гласила о смещении адмирала Развозова и о передаче всей власти Центробалту. На счет Троцкого можно уверенно зачислить и расправу с военным моряком капитаном 1-го ранга Щастным А.М.

Бунтарские действия командующего флотом Щастного А.М

Когда убрали Развозова, оперативная часть перешла к капитану 1-го ранга А.М. Щастному, как старшему в бывшем штабе командующего флотом. Благодаря совершенной непригодности Центробалта к управлению флотом, особенно в такой серьезный момент, он стал распоряжаться им почти самостоятельно.

21 марта 1918 года германский флот появился перед Гангэ (полуостров Ханко или Ганге-Удд; Финляндия) и высадил десант. При его приближении были уничтожены находившиеся там русские подлодки АГ-11, АГ-12, АГ-15 и АГ-16, а также их матка – пароход «Оланд» и сторожевое судно «Ястреб». Немедленно к вице-адмиралу Мейреру, командовавшему оккупационной немецкой эскадрой, выехала делегация, состоявшая из нескольких офицеров и матросов Балтийского флота. Этой делегации было передано требование, чтобы к 30 марта весь русский флот покинул Гельсингфорс. Те же корабли, которые по своему состоянию принуждены будут остаться, должны иметь минимальное количество команды, необходимое лишь для охраны, и они не должны принимать никакого участия в борьбе немцев с финскими красными. В случае неисполнения этих требований германский адмирал угрожал принять активные меры.

По возвращении делегации капитан 1-го ранга Щастный решил во что бы то ни стало вывести все корабли в Кронштадт. Совершенно не считаясь ни с двусмысленными приказаниями Москвы, требовавшей то вывода, то оставления флота, ни с определенным давлением со стороны англичан, требовавших его уничтожения, Щастный приступил к выполнению такой трудной задачи. Началась лихорадочная подготовка к предстоящему переходу. Лед еще был довольно прочный, в особенности от Гогланда до Кронштадта, а потому сильно опасались, что часть кораблей, не осилив его, затонет во время пути. Однако рассуждать не приходилось; затих даже Центробалт. Было решено послать все суда, даже и те, которые стояли в ремонте, с разобранными машинами. Они должны были идти на буксире ледоколов. Работа кипела. Команды, напуганные слухами, что немцы будут вешать матросов без суда и следствия, работали так, как не работали и в доброе старое время. Один за другим корабли быстро готовились к выходу в море.

Первыми, еще задолго до прихода германцев, ушли дредноуты. Потом потянулись другие большие суда: линейные корабли, крейсера, заградители и транспорты. Наконец, в последнюю очередь – миноносцы, тральщики, яхты «Штандарт» и «Полярная Звезда» с членами Центробалта и посыльное судно «Кречет» с А.М. Щастным. Больше всех волновались и торопились члены Центробалта, которые боялись, что германцы не выпустят яхты из Гельсингфорса и всех их немедленно расстреляют. В Гельсингфорсе осталось лишь самое незначительное число судов, не имевших никакого боевого значения. 30 марта германская эскадра вошла на гельсингфорский рейд и, одновременно с войсками, ее десант занял город.

Переход в Кронштадт был особенно труден малым кораблям. С большим трудом, ломая лед, они очень медленно продвигались вперед. При нормальных условиях этот переход занял бы всего 10—12 часов; теперь же многие миноносцы совершили его в 8—9 дней. Однако, несмотря на такие трудности, все корабли благополучно дошли до Кронштадта, и только несколько миноносцев оказались с сильно продавленными бортами. Многие корабли дошли, имея у себя самое ничтожное количество команды, едва достаточное, чтобы обслуживать котлы и машины на одну смену. Также мало на многих кораблях было и офицеров – иные дошли только с одним командиром.

Конечно, это был слишком рискованный переход. Но это был исторический и вместе с тем глубоко трагический поход русского флота, так недавно мощного, в блестящем состоянии, а ныне разрушенного, не пригодного ни к какой борьбе. Во время этого последнего похода во флоте еще раз вспыхнула искра прежней энергии, прежнего знания дела, и личный состав сумел привести флот в базу. Главная заслуга в том, что флот был приведен в Кронштадт, без сомнения, принадлежит капитану 1-го ранга А.М. Щастному. Только благодаря его энергии он не был оставлен неприятелю или затоплен, как того хотели союзники.

Придя в Кронштадт, часть судов перешла в Петроград и расположилась там вдоль всей Невы; часть же миноносцев и тральщиков была поставлена в Шлиссельбург для охраны берегов Ладожского озера. Теперь флот оказался вблизи от центра власти, под непосредственным влиянием и неусыпным наблюдением Смольного. Тем не менее на нем далеко не все было спокойно, в особенности на Минной дивизии. На многолюдных митингах, на которых выступали и офицеры, там стали раздаваться речи против новой власти и призывы к открытому восстанию. Смольному стало об этом известно. Немедленно начались аресты, как среди офицеров, так и среди команд. Миноносцы как ненадежные корабли были переставлены значительно выше по течению Невы, вне черты города.