Паолини был настоящий профессионал: он знал цену каждому из работающих на него газетчиков и понимал, чего хочет от него издатель. Что касается этой непредсказуемой девушки, с ней надо держать ухо востро. Если бы она ничего собой не представляла, то такой политик, как Армандо Дзани, не взял бы ее столь демонстративно под свою защиту.

– Я и не знал, что у тебя склонность к журналистике, – удивился Дзани, – мне казалось, что ты еще учишься в университете.

– Я и сама до сих пор не знала, – откровенно призналась Джулия, – но почему бы не попробовать?

– А как возникла эта идея?

– Случайно. Я приехала на прием, а оказалась принятой на работу в один из самых авторитетных еженедельников. Думаю, это Лео все подстроил. Лео Ровелли.

Армандо ничего не знал о ее любовной истории, но имя журналиста было ему хорошо известно.

– Он здорово пишет. Его репортажи – высший класс. Но сдается мне, ты ценишь его не только как талантливого журналиста, я прав? – И Армандо посмотрел на Джулию испытующе.

– Он замечательный! – не сдержалась Джулия. – Мы любим друг друга.

– Будь осмотрительна. В журналистах есть что-то от шарлатанов. Они часто убеждают читателя в том, во что сами не верят. Их головы набиты чужими идеями, взглядами, словами, которые они используют по своему усмотрению. – Казалось, в его неприязни к этой породе людей было что-то личное.

– Я должна отказаться от Лео, от работы в газете или от того и другого? – стараясь превратить их разговор в шутку, спросила Джулия.

– Ты передергиваешь, – Дзани поморщился. – Просто не люблю я эту публику. Влюблены в себя и в свои публикации. Все без исключения сторонники культа личности. Своего собственного.

– Лео не такой, – возразила Джулия.

– Все, кого мы любим, кажутся нам особенными. Иначе мы бы их не любили.

Джулия понимала, что Армандо Дзани говорит разумные вещи, но ей не хотелось его слушать, потому что она была влюблена, а значит, и счастлива. Она даже подумала, что боевой товарищ дедушки, которого в партизанском отряде звали Гордоном, одобрил бы ее выбор: он был живым, искренним человеком, между ним и прагматиком депутатом Армандо Дзани огромная разница.

– Возможно, журналистика – твое призвание, – продолжал между тем депутат. – Ты любознательна, умна, у тебя есть вкус и способность к анализу. Но все дело в том, что выбор за тебя сделали другие, а ты не сможешь любить дело, которым тебя заставили заниматься. Ведь это не добровольный выбор.

– Прошу прощения, – прервал их издатель Рибольди, – вы не будете возражать, если я украду у вас на минуточку нашего дорогого депутата?

– Ради Бога, – пожав плечами, ответила ему Джулия.

– Подумай хорошенько о том, что я сказал, – уже на ходу бросил через плечо Армандо. – И не забывай, что ты прирожденная писательница.

Джулия увидела наконец Лео. Он стоял рядом с синьорой Рибольди в окружении знаменитостей и, увидев, что она машет ему, направился к ней навстречу.

– Почему ты решил сделать из меня журналистку? – с негодованием спросила она.

– Потому что ты умеешь писать.

– Может быть, не мешало спросить и мое мнение?

– Послушай, что ты несешь? – шепотом спросил ее Лео. – Тебе выпал выигрышный билет, профессионал с именем и то не отказался бы работать в «Опиньоне», а ты капризничаешь. После пощечины, которую ты дала шефу, он мог тебя уничтожить, но вместо этого он открывает тебе путь к карьере, разве это не здорово?

– И все-таки, если бы ты поделился со мной своими планами, было бы намного лучше, – не сдавалась Джулия.

– Джулия, поверь, стоит начать, и ты войдешь во вкус. Каждую неделю – твоя статья в газете, встречи с интересными людьми, деньги, в конце концов.

– А как же университет? – начиная сдаваться, спросила Джулия.

– Ты справишься и с тем и с другим.

– А если нет?

– Тогда лучше пожертвовать университетом, я убежден в этом.

– Ладно, там будет видно.

Сейчас она не была готова принять решение. Слушая Лео, она вспоминала аргументы Армандо. Все получилось так неожиданно, ее и в самом деле заставляют заниматься тем, о чем она и не думала. Но жить ведь на что-то надо. Она тоже должна вносить вклад в семейную копилку. Видимо, придется согласиться.

– Попробуй, – просительно глядя на нее, сказал Лео и помолился про себя, чтобы Джулия согласилась.

– Подъем! – услышала она в трубке бодрый, ликующий голос Лео.

– Который час? – сонно пробормотала Джулия.

– Около часа.

– Зачем ты меня разбудил? Я так крепко спала!

Джулия на ощупь положила трубку и, с наслаждением обняв подушку, в ту же секунду проснулась. Зажгла лампу на ночном столике, села в постели и отчаянно стукнула кулаком по одеялу. Лео звонил неизвестно откуда, а она положила трубку!

Снова зазвонил телефон.

– Ненормальная!

– По-твоему, ночью спят только ненормальные? Все, уже проснулась. Ты где?

– В Риме. На виа Венето. У меня в руке свежий номер «Опиньоне». И в нем…

– …статья Джулии де Бласко, – договорила она за него.

– Ты уже знаешь? – Лео был возбужден, как будто речь шла не о ее, а о его журналистском дебюте.

– Ничего я не знаю.

– Тогда слушай. Заголовок вынесен на обложку: «Интервью с Генри Фордом и Кристиной Ветторе во время их медового месяца». Почин сделан. Утром твое имя будет на устах миллионов читателей.

– Спасибо Армандо Дзани. Это он помог мне встретиться в Швейцарии с наследниками «Форд мотор компани». Обязательно ему позвоню.

– Правильно. Без него бы у тебя ничего не вышло. Кстати, почему ты отказываешься пригласить его к нам?

– В нашу убогую квартиру? – спросила она, чтобы выиграть время: даже с Лео ей было трудно поделиться той тайной, что связывала ее с Армандо.

– В самую прекрасную квартиру на свете, – запальчиво уточнил Лео.

– Когда тебя ждать?

Это было для нее важнее журналистского крещения.

– Утром. Вылетаю в семь – первым самолетом. В девять вместе позавтракаем.

Пока Джулия говорила по телефону, Исидора неподвижно лежала у нее в ногах. Но вот она подняла голову, потянулась, несколько раз зевнула.

– А ты что скажешь? – спросила Джулия кошку. – Это действительно удачный дебют или всего лишь иллюзия?

Кошка равнодушно мяукнула.

– Хочешь знать, чем ты отличаешься от меня? Тем, что тебе неважно, добьешься ты чего-нибудь в жизни или нет. Разве тебя когда-нибудь интересовало, кем ты станешь, когда вырастешь?