Дверь тяжело поддавалась, раскрываясь сантиметр за сантиметром, и Ана поняла, что это не обычная дверь. Она была толще, чем длина ее предплечья. Когда она окончательно распахнулась и на нее упал свет, на внутренней стороне Ана увидела сверкающий темный материал. Подобно удушающему покрову, ее накрыла волна холода и слабости. Черный камень.

У мысков ее туфель начиналось темное пятно, тянущееся до ведущих в темноту каменных ступеней. Как будто кто-то набрал на кисть чернил и сделал длинный мазок. Кровь, закричала ее сила родства.

– Сюда, – приказала она Тециеву, и он медленно начал спускаться.

Ана достала из настенного держателя ближайший факел. Впереди нее Тециев погружался во тьму, его белый плащ отражал свет факела. Ана закрыла за собой дверь и последовала за алхимиком. В конце лестницы было небольшое помещение, стены которого были сложены из неотесанного камня. По стенам, напоминая виноградную лозу, тянулись цепи, а справа находился коридор, ведущий глубже в темноту.

Ана расправила плечи. Наконец человек, которого она искала, стоял перед ней.

Тециев стоял лицом к ведущему вглубь туннелю и спиной к Ане. Он был неподвижным, будто высеченным из камня. Ана помнила эту же фигуру в черно-белом свете костяно-белой луны, стоящую у кровати ее отца.

– Развернись, – сказала она.

Он медленно подчинился. Под взглядом его напуганных серых глаз она аккуратно опустила факел в держатель.

– Ты узнаешь меня?

В трепещущем свете факела казалось, что Тециев дрожит. Он ответил:

– Нет.

Внутри Аны забурлила ярость. Она развязала ленты и сняла с лица маску.

– А теперь что скажешь, мессир Тециев?

Глаза Тециева расширялись, пока он рассматривал ее лицо, глаза, нос, форму губ.

– Кольст принцесса Анастасия, – прошептал он.

– У меня не осталось этого титула, – ей было сложно говорить спокойно. – На самом деле у меня не осталось ничего. И все из-за тебя…

Голос ее дрожал. Стена, которую она выстроила вокруг черного колодца своего горя, начала давать трещины.

Спроси его о Луке. Скажи ему, что он едет с тобой обратно в Сальсков. И убирайтесь отсюда.

Но вопросы, которые она столь долго мечтала задать, которые она обдумывала снова и снова, сдавливали грудь. Ана повернулась к убийце своего отца и, часто дыша, спросила:

– Зачем ты это сделал?

Тециев отвернул лицо от света.

– Я не хотел.

Это признание стало для нее физически ощутимым ударом. Она отвернулась от него, грудь ее вздымалась.

– Ты не хотел, – сквозь зубы процедила Ана. – То есть ты убил моего отца случайно? Потому что обстоятельства так сложились?

– Это не было случайностью, – прошептал Тециев. – Но также это случилось не по моей воле. Меня заставили. Она годами управляла моим сознанием… я не понимал, что я делаю…

Одно слово привлекло ее внимание.

– Она? – переспросила Ана. – О чем ты говоришь?

Тециев провел дрожащей рукой по лицу.

– О боги, вы не знаете.

Ее сердце екнуло.

– Не знаю чего?

– Кольст графиня Морганья все подстроила.

Ана секунду таращилась на него, впитывая значение этой фразы. А потом издала лающий невеселый смешок.

– Ты убил моего отца и теперь ты пытаешь обвинить в этом мою тетю? Ты настоящий…

Слова подводили ее, и поэтому она махнула в воздухе рукой.

– Псих.

– Вы правы. Нечестно с моей стороны винить во всем Морганью, – прошептал Тециев. – Я был с ней заодно. Поначалу. До того, как все пошло наперекосяк.

– Ты ненормальный, – прорычала Ана.

Но слово «ненормальный» было не совсем точным определением. Ана поняла, когда посмотрела на то, как дрожащий оранжевый свет пламени подсвечивает выступающие скулы и отрешенные глаза Тециева. Он не выглядел ненормальным, его что-то съедало.

– Мы с Морганьей встретились много лет назад, – начал он мягко, и Ану увлек за собой мерный поток его слов. Помимо своей воли, с ужасом она осознала, что несмотря на то, что ее инстинкты запрещают ему доверять, она не может отделаться от ощущения, что он говорит правду.

– Вы, должно быть, уже знаете, Кольст принцесса, что аффинитам в империи живется несладко. Я потерял обоих своих родителей-аффинитов, а Морганья провела месяц в плену, страдая от издевательств не-аффинитов. Мы были растерзаны, разбиты, но не настолько, чтобы не собрать себя по частям и не начать мечтать. Мы представляли себе светлое будущее, где аффиниты были бы свободны от гнета и осуждений. Но ни один из нас не был достаточно силен, чтобы начать строить это будущее. Мы вместе развивали наши способности: моя сила родства позволяла объединять и видоизменять элементы, а ее – манипулировать плотью и разумом.

Голос Тециева звучал издалека, как будто она слушала невероятную, абсурдную историю. Мамика. Он говорил о ее мамике Морганье, с ее нежными глазами цвета теплого чая, длинной темной косой, верой в богов.

Он говорил о ее силе родства, о ее плане… убить отца Аны.

– Один случай изменил жизнь Морганьи навсегда… по многим причинам, – сказал Тециев, и холодок дурного предчувствия пробежал по телу Аны – она поняла, о каком случае он говорит. В один из дней, когда мама и папа в сопровождении патруля совершали поездку по империи, они нашли совсем юную девушку. Вся в синяках, полуодетая и плачущая, она выбиралась из развалин какого-то дома.

– Мы все спланировали. Когда императрица прониклась жалостью к Морганье и забрала ее с собой во дворец, мы поняли, что привели в движение нечто огромное… и что мы изменим этот мир.

Дальнейшие события Тециев описывал быстро, и они разворачивались перед Аной, как ночной кошмар.

– Она сблизилась с императрицей. Ей присвоили титул графини Кирилии, что давало ей право претендовать на престол, если не оставалось иных членов королевской семьи. Она взяла меня на работу во дворец. Свою силу родства она скрывала, ежедневно выпивая дозу божевосха. Шли годы, но Морганья была терпелива. Ее целью был трон.

За это время я изобрел идеальный яд. Он действовал медленно; мы должны были убедиться, что он не убьет королевских дегустаторов, чтобы не вызвать подозрений. Он был бесцветным, обнаружить его можно было только благодаря горькому запаху, что давало нам возможность подмешивать его в еду и выдавать за лекарство.

Через год умерла Катерьянна, и мы стали на шаг ближе к трону.

У Аны подкашивались колени; ей казалось, что она вот-вот упадет без чувств. В ее голове мелькали картинки: алхимик в белом плаще, молодая и красивая графиня, добрая императрица, император с разбитым сердцем; части истории пришли в движение и стали выстраиваться вереницей по направлению к неизбежному исходу.