стихло на несколько минут, точнее до тех пор, пока Илья не успел подняться на второй этаж и не заглянул в родительскую спальню.

Дверь открылась, и рыжая лохматая макушка заглянула в проем (надо его постричь, а то зарос, но Марина все забывала это сделать), Илья был радостным и веселым. Что ж ему не радоваться? Родная мать впервые с его появления на свет, больше трех недель сидит дома, не безвылазно, конечно, но каждый день, когда ее ребенок возвращается со школы, Марина дома.

– Я дома!

– Я слышу, что ты дома, милый, об этом уже все услышали, – не могла не подколоть сына, у него такое счастливое выражение на мордашке, что прям, хочется его немного приземлить, что ли, – Как в школе? Ты на тренировку сегодня поедешь?

Илья зашел в комнату и плюхнулся к матери на кровать прямо как был, в уличной одежде, паразит такой, прижал своим весом разбросанные бумаги и, чудом не задел ноутбук, но ему как-то было не до того. Мальчика волновало что-то другое, Марина четко видела, что он старается ради нее себя не выдавать: улыбался, уже что-то начал рассказывать про прошедший день, и что тренировку не пропустит, и что папа ему что-то пообещал, когда заедет за ним после занятий. Но при этом, Илья волновался, нервно теребил рукав форменной рубашки, не смотрел ей в глаза, и щеки у него были немного красные.

Да, Илья определенно был взволнован. Только говорить не хотел с ней, и Марина предпочла не заострять внимание и дать ему волю. За то время, что она дома, уже успела заметить или, скорей подтвердить то, что еще в больнице в глаза бросилось. Ее сын повзрослел и теперь не нуждался в ее гиперопеке и, при этом был счастлив и чувствовал себя прекрасно. Илья не стал ее избегать или что-то такое, просто он теперь больше общался со сверстниками, чувствовал себя более свободно, что ли, уверенней.

Марине это казалось странным и волновало ее не на шутку. Она даже пыталась с Костей об этом поговорить, но тот только сказал: «Марина, он уже не мальчик маленький, он прошел через такую мясорубку, что ничего удивительного в этом нет, отстань от пацана, а то вырастишь из него девку!»

И все, вот и весь разговор у них вышел.

– Мааам, ты меня слушаешь? – сын легонько тронул ее за руку, привлекая внимание.

– Да, милый, конечно, слушаю, так что там про дополнительные занятия? Они тебе разве нужны?

– Нет, – сын мотнул головой, а потом покраснел еще больше, – Но я хотел бы походить, можно?

– Можно, раз тебе хочется. Ты голодный?

– Еще как голодный, что-что, но в старой школе кормили лучше, в этой столовка так себе, – он забавно скривился и поднялся с ее кровати, – Пообедаешь со мной?

Марина отложила документы, что читала, поднялась и пошла следом за сыном.

Столовка ему не так, видите ли? А он думал, в обычной городской школе ему будут яблочный штрудель со сливками подавать? Интересный поворот!

В который раз она готова сказать Косте «спасибо» за обычную школу.

Только в этом и заключалась основная проблема. Она не могла с ним спокойно говорить. Не могла и все тут.

Марина была в смятении и не знала, как правильно ему все сказать, чтобы снова не спровоцировать новую ссору.

А еще не могла до конца его понять. И себя тоже.

Она к нему привыкла. Она в нем нуждалась. Беспокоилась о нем. Скучала, когда целый день его не видела. Ждала его звонков и сообщений. Ждала его на обед, когда он говорил, что днем у него будет время, и он заедет.

Боже, он же жил с ними. В одной квартире. Спал с ней в одной постели, но при этом не прикасался к ней и пальцем.

Скупой сухой поцелуй на ночь и пожелание «спокойной ночи». Это нормально? Начинала чувствовать себя какой-то ущербной и ненормальной.

Ну да, шрамы некрасивые, но пока их нельзя трогать, и никакие косметологические ухищрения не помогут, их надо выводить, но позже. Да, она еще пока не набрала свой нормальный вес и была немного бледновата, опять же не делала никакие прически, не видела смысла краситься: дома же сидит, какой резон?

Но Марина же не ходила целый день в пижаме, не прекратила расчесывать волосы или что-то такое. Она не превратилась в домашнюю клушу.

Только, сколько не смотри на себя в зеркало, а получалось так, что Костя ее не трогал. А спросить его, или самой проявить инициативу, почему-то было настолько унизительно, что хотелось закрыться в ванной и нареветься вдоволь от всего этого.

Она скучала по его рукам. По тому покою, что те ей дарили, просто обняв. Скучала дико и безумно. А Костя… он просто был рядом, звонил и интересовался. Был рядом и… не совсем.

Как это можно было объяснить?

В то, что он вдруг резко ее разлюбил после всего, что пережил, верилось слабо. А вот в то, что она у него сейчас больше вызывает жалость, чем желание заняться любовью… в это она вполне поверить могла.

И что тогда ей делать?

Бросаться на него с порога со словами: «Милый отлюби меня как следует!» Так, что ли?

Ну почему у нее не может все быть, как у нормального человека? Обязательно начнутся какие-то выверты сознания или что-то похуже.

Она ведь старалась исполнить то, что пообещала Косте и самой себе. Рассматривала варианты. Не смены деятельности, конечно, но развития нового направления для себя. Чтобы было больше времени на отдых и на семью, на себя саму.

Что бы Костя не говорил, но она не дура, чтобы профукать свой второй шанс. Будет жить и беречь себя, – ей слишком дорого то, что у нее есть.

У нее уже был хороший список кандидатов на место генерального директора «Reduction company», осталось только провести личное собеседование и проверить всех кандидатов по полной программе у безопасников. И тогда она возьмет отпуск, и они все втроем уедут отдыхать: море, солнце пляж и ее любимые мужчины.

Да-да, от себя скрывать глупо. Она влюбилась в Костю снова. Втрескалась так, что самой не верилось. Но так было.

Марина без него тосковала, сходила сума, если он не звонил долго. А еще, оказывается, ревновала. Вот как поняла, что к ней он не притронется, пока не поймет для себя, что она готова к таким «нагрузкам», так и начала ревновать.

Ее это злило и бесило. Но в еще большую ярость и