— Приезжайте в гости. А тут мне бренчать как-то не с руки…

Когда встретились на Омчаке, то майор Халилов первым делом спросил:

— Обо мне кто-то знает?

— Нет-нет, только через меня…

— Обманешь, Дмитриенко, пристрелю без суда и следствия!

Дмитриенко после провала с перевалочной базой в Нижнеколымске теперь прорабатывал схему отправки золота через порт морем в Находку или Хабаровск, а дальше поездом. Майор забраковал этот путь, потому что много перевалочных баз, а это всегда дополнительный риск.

— В порту каждый второй в агентах, одни у госбезопасности, другие у милиции. Нужно искать покупателя без посредников. Товар — деньги. Пусть он сам организует доставку. И мне легче тебя прикрывать, если что. У меня есть один вариант на примете… Если пройдет, то я хотел бы иметь двадцать процентов с каждой сделки.

— Это много, это больше годовой зарплаты! Это… — Дмитриенко хотел сказать «грабеж», но сдержался, стал объяснять, что людей в команде немало и всех нужно прикормить.

Договорились, что майор будет иметь десять процентов с каждой удачно проведенной операции по отправке товара. Слово «золото» решили исключить из разговоров, только металл, а еще лучше «горбуша», что не вызовет никаких подозрений.

Майор Халилов никогда не задумывался о своей фамилии, потому что родственников не имел, как многие колымчане, оказавшиеся по воле случая здесь, на Крайнем Севере. В паспорте записано русский, с лица азиат, из-за чего ему пару раз говорили: «Син татар?», а он удивленно таращил глаза и лишь позже узнал, что его спрашивают: «Ты татарин?» Мать про отца не любила рассказывать, знал, что расстались, когда его нянчили в ясельной группе. Причина банальная, мать этого не скрывала: сошелся с более молодой и красивой…

Выбрал для себя школу милиции и уехал поступать в Хабаровск вместе с приятелем Сашкой Мухиным. И поступил. А Сашка не прошел по конкурсу, но не уехал обратно в Сусуман, а прижился в Хабаровске на стройке. Сначала курсантом, затем участковым Халилов выручал пару раз давнего приятеля Мухина, который откровенно спивался в бригаде отделочников, где бухали тупо и каждый день, сначала под обед, потом с морозу, потом на троих… Прошел все ступеньки милицейской службы, последние годы начальником отдела ППС и думал, что это предел, уже собирался на пенсию по выслуге лет, но неожиданно откомандировали в отдаленный Тенькинский райотдел «ИО начальника».

Временно. Район по площади огромный, а населения не набирается двадцать тысяч человек и с каждым годом все меньше и меньше, а проблем всё больше и больше. Особенно зимой. Он поначалу запаниковал: в райотделе нужно делать ремонт, два старых уазика постоянно ломаются, бензин не выделяют из фондов, зарплату задерживают, участковые, как голодные волки, им слова поперек не скажи, приварка нет никакого. Постепенно пригляделся, пообтерся и понял, что потихоньку тут можно рулить, поджимая предпринимателей, новые товарищества и общества, «хищноту», которая не имея лицензий, копытила старые отвалы, выскребая золотинки со дна пробутора. Денежка разовая, небольшая, зато спокойно, без риска. А то, что предлагал Дмитриенко, пугало непривычной остротой, размахом и рассказами про ментовскую зону под Рязанью, где правеж идет безжалостный. Поэтому он осторожничал, собирал информацию и как бы невзначай пульнул эту тему давнему знакомому в областном управлении. Подполковник Сарказов сразу похвалил:

— Хорошо тебе, Алексей, на земле, деньги сами в руки лезут. А мы в конторе на голом окладе и никакого просвета… Время такое. Прокуратура водочную тему оседлала, и даже губернатор ничего сделать не может. Огромные денежки мимо казны текут. Цепляйся за золото. Я помогу в меру сил.

Халилову в тот июньский день доложили, что в поселке ошивается пришлый парень с временной московской пропиской, ищет контакты с местными старателями, интересуется золотишком. Раздумывал недолго, гостиница в поселке одна, не промахнешься. Выцепил Калгата Хайрулина из номера поздним вечером для проверки паспортного режима. У себя в кабинете сразу попробовал придавить к стенке своими «зачем и почему», а попросту говоря, какого хрена забыл в наших дальних краях.

Калгат с ухмылкой выдавал версию про рыбалку, красоты Магаданской земли, когда майор завалил его на пол профессиональным ударом под вздошье, выругался на татарском и сказал:

— Ты, начальник, не прав!

— Прав не прав, но ты отсюда не уедешь, пока правды не скажешь!

— Для поцов свои пугалки прибереги. Один звонок из Москвы — и огребешь полной мерой.

Халилов виду не показал, но начал сдавать на тормозах, напирая голосом, чтобы не потерять ментовского достоинства. Москва страшила своей всесильностью, тайными проверками, телефонным правом. Приказал посадить парня на сутки до выяснения.

Рано утром в кабинет протиснулся, невзирая на грозные окрики дежурного, мужчина и выложил на стол паспорт в развернутом виде.

— Товарищ майор, взгляните. Я уроженец Колымы, вырос на Омчаке, пока ездил родительские могилки навестить, вы друга моего в обезьянник!

Майор Халилов неторопливо полистал паспорт. Оглядел самого Кахира, его костюм, плащ и почему-то сразу уверился, что с этим парнем можно иметь дело.

— Ладно, не пыли, Баграев. Приятель твой начал мне лапшу на уши вешать, наглеть. А на этой территории я хозяин — это понятно?.. Поэтому давай, парень, по чесноку. Вы ищете контакты по скупке золота? Так?

Прямой вопрос озадачил Кахира, он понял, что нажим сделан неслучайно. Ответил.

— А хотя бы и так. Мы ничего не нарушили…

— Вот, видно, настоящий колымчанин. Хвалю за честность. И так же честно отвечу. Без моей поддержки вы отсюда и грамма не вывезете. Поэтому думай. Советуйся. Вечером приходи один, переговорим конкретно.

После смерти отца Колыма стала чужой для Малявина. Возникла ненависть злая, какой он не знал за собой, а особенно к таким людям, как Халилов, Слащев, Озоев со своим ингушско-чеченским отрядом, который сначала слегка потрепали бойцы Кнехта, а затем попытались дожать сотрудники ФСБ. Они обнаружили схрон в 245 килограммов аффинажного чистого золота, что подорвало колымский нелегальный бизнес Озоева, но не нанесло смертельного урона. Бойца по кличке Шмат, заложившего взрывное устройство под крыльцо дома Цукана, нашли по наводке агента в магаданском порту в самый последний момент перед отправкой сухогруза «Липецк» в Охотск.

Убийца прожил в изоляторе временного содержания одни сутки, а затем повесился на тряпичной тесемке, как утверждал следователь из областной прокуратуры.

Слащева судили в закрытом режиме, как свидетеля, давшего ценные показания. Учитывая помощь следствию, его приговорили к пяти годам колонии общего режима, с возможностью выйти по двум третям на поселение. В убийстве внештатного агента «Пегаса» Слащев не признался, даже под честное слово подполковника Ахметшахова, страхуясь привычным, да мало