Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот Мэл – задиристый козел, мало напоминающий мужчину, за которого я вышла замуж.
– Время неудачное. Позвоню тебе попозже.
– Когда именно позже? – нервно и настороженно спрашивает пожилая, судя по голосу, женщина.
– До бесконечности, мама.
– Именно так и кажется с тех пор, как появилась она.
С той стороны двери доносится тихий бурный спор. Они ругаются.
– Нет. Точно нет, – громко произносит Мэл. – У меня все под контролем. Просто уходи.
Иногда Мэл пропадает. И тогда вместо того, чтобы поговорить наконец с Саммер и мамой, я трачу время на споры по телефону с Райнером.
– Просто отправь мне этот чертов материал. Я воздаю ему особую дань уважения, поняла? О, и на случай, если не заметила: ты работаешь на меня! – кричит он сразу же по выписке из больницы.
– Его тело еще даже не остыло, – замечаю я. – И напрашивается вопрос: это дань уважения покойному Эштону Ричардсу, с которым ты работал, или дань твоему карману и компании? Сдается, ты хочешь выжать из этой ужасной трагедии все до малого.
– Я только что пережил сердечный приступ, – ворчит Райнер. Словно этот инфаркт – причина исполнять все его желания.
– Верно, и я не хочу, чтобы у тебя случился второй, поэтому и прошу оставить это дело в покое. Не плати мне за проект. Пусть Эштон упокоится с миром.
Не позволю Райнеру нажиться на его смерти. Его волнует, лишь как продать несколько постеров и выпустить незаконченные песни, чтобы заработать миллионы.
– Добро пожаловать в мир безработицы, милая. На этот раз ты официально уволена, – тут же орет мне в ухо Райнер.
– Благодарю за теплое приветствие. Постараюсь извлечь из него по максимуму. – Я вешаю трубку.
Пару раз я делала снимки Эштона Ричардса, пока он был наедине с собой, пока страдал от своей ужасной зависимости, что привела к смерти. Не понимаю, зачем кому-то еще это видеть. Он так отчаянно стремился к счастью, но так его и не обрел.
Мэл не говорит, что смерть Эштона его расстроила, но он вообще это не обсуждает, только слушает меня. И по-прежнему упрямо не желает ехать на похороны в Штаты.
Возможно, причина в том, что у него есть тайная любовница, семья, жизнь, ведь периодически он продолжает исчезать. Я говорю об этом совершенно спокойно, но, безусловно, что-то в душе ломается всякий раз, когда я просыпаюсь и нахожу его половину постели холодной.
Каждый день я мысленно себе говорю: «Вот сегодня он откроет мне душу».
Каждый день я ошибаюсь.
А потом, через неделю после возвращения в Ирландию, Мэл заявляет, что снова готов выступать на улице. Он говорит, что ему нужно прочистить голову.
– Можешь составить мне компанию. Пофотографируй Дублин.
Показываю ему два больших пальца.
– Думаю, я найду чем заняться.
У меня наконец есть план. Я собираюсь разыскать новый адрес отца Доэрти в старой телефонной книге – толстом желтом каталоге, которым бабушки и дедушки обычно подпирают дверь или который используют в качестве самодельной подставки. Отец Доэрти живет в центре деревни, и пора нанести ему визит, пролить немного света на мою ситуацию.
И конечно, Мэл видит меня насквозь. За все наше знакомство мы и месяца вместе не провели, но каким-то образом он лучше всех меня понимает.
– Уверена? – хмурит он брови.
Я киваю.
– Абсолютно.
– Хм.
– Что?
– Последнее время ты не была такой позитивной, поэтому меня настораживает, как ты выражаешься.
– Тяжелая выдалась неделя. – Я иду к нему ленивой походкой и обнимаю за плечи. – Одна свадьба и предстоящие похороны. Я просто хочу немного времени для себя. Может, наконец перезвоню матери и расскажу ей новости.
Мэл морщится при упоминании моей матери, но кивает и целует в лоб. Не знаю, почему он ведет себя так, словно это у него терки с Дебби Дженкинс, но если Мэл и дергается всякий раз, когда я из чувства солидарности ее упоминаю, то все равно сопереживает как нельзя лучше.
Мэл касается губами моего виска.
– Хочешь, сегодня поговорим?
Сердце начинает биться быстрее от зарождающейся надежды.
– О чем?
– Обо всем.
– Ты наконец расскажешь, что происходит?
Он склоняет голову, закрывает глаза.
– Да, – хриплым голосом отвечает муж. – Господи, я не хочу, но да.
Я провожаю Мэла до двери, на прощание целую его и машу рукой, как образцовая жена, хотя это не в моем стиле. Как только его машина уносится прочь по гравийной дороге, я надеваю ботинки, беру армейскую куртку и бегу на своих двоих в деревню.
На улице свежо и прохладно, но мне больше не холодно. Меня пьянит и подгоняет понимание, насколько я близка к правде. Я чувствую ее на кончиках пальцев, которые покалывает в ожидании, что я все узнаю.
Сегодня я не отстану от отца Доэрти, пока он не расколется. Он обязан. Человек, который служит Богу, не умеет лгать, правда?
К тому же у меня есть отличная наживка, которая выбьет из него правду.
Все просто на самом деле.
Мать меня обманывает.
Отец Доэрти тоже обманывает.
Очевидно же, что они хранят один и тот же секрет.
Если Доэрти подумает, что я уже что-нибудь знаю, он расколется.
Голени ноют, а дыхание сбивается. Мне не хватает кислорода, но я не сбавляю темп. Я так долго этого ждала. Не только Мэла, но и правду.
Правду про Кэллама.
Правду про моего отца.
Про мать.
Мою историю.
Я бегу по улицам Толки мимо газетных киосков, пабов, старомодных гостиниц, вазонов с цветами, кирпичных стен с граффити на гэльском – красивая пасторальная ложь, прикрывающая прогнившие тайны, что я собираюсь раскрыть. И не останавливаюсь, пока не нахожу нужный мне адрес.
Я прижимаю к груди клочок бумаги, такой тонкой и запачканной чернилами, что на пальцах и куртке остаются пятна. Несколько раз стучу в дверь, чтобы успеть до того, как подкосятся ноги и я упаду на крыльцо.
Дверь распахивается, и я выпрямляюсь, откашлявшись.
– Здравствуйте, это отца До…
И прирастаю к месту, увидев перед собой человека. Потому что этот человек не старик с кустистыми бровями.
Это человек, о котором Мэл мне никогда не рассказывал.
С фиолетовыми, как у Мэла, глазами.
И чертами лица, пугающе похожими на мои.
Чертами Кэтлин.
Глава восемнадцатая
Семь лет назад
Мэл
Кэт беременна.
Я даже не прикидываюсь удивленным, когда она появляется на пороге моего дома не в этих тесных одежках, а в типичном для нее кардигане, плотных легинсах и с аккуратной укладкой, многозначительно поглаживая плоский живот.
– Можно
