Лорен выпустила ручку чемодана, подскочила к Энджи и обняла ее за шею.

— Спасибо тебе, — прошептала она, утыкаясь лицом ей в шею.

Энджи крепко сжала ее в объятиях. Лорен поняла, что вот-вот расплачется, и попыталась отстраниться, но Энджи не отпустила ее. Она гладила ее по голове и приговаривала, что все будет хорошо. Повторяла и повторяла: «Теперь все в порядке, Лорен. Все будет хорошо».

Лорен всю свою жизнь мечтала услышать эти слова.

— Что?!

Это слово было произнесено хором. Вернее, не произнесено, а выкрикнуто.

Энджи подавила желание убежать.

— Лорен поселилась у меня.

Сестры и мама стояли плечом к плечу на кухне в доме Марии и изумленно таращились на Энджи.

— Это ты так соблюдаешь осторожность с девочкой? — грозным голосом спросила Мария, упирая руки в бока.

— А я думаю, что это здорово, — сказала Ливви. — Они отлично ладят.

Мать недовольно отмахнулась от нее:

— Помолчи! У твоей сестры умопомешательство. — Она сделала шаг вперед. — Она тащит к себе домой всяких рыжеволосых незнакомок.

— Едва ли ее можно считать незнакомкой, — возразила Ливви. — Она работает у нас в ресторане. Она хорошая девочка.

— Она была хорошей до тех пор, пока не пропустила три смены, — сказала мама. — Насколько нам известно, она преступница.

Ливви расхохоталась:

— Точно. Мотается по городам, грабит мини-маркеты и притормаживает только для того, чтобы пополнить боезапас и написать контрольную по математике.

Энджи нервно переминалась с ноги на ногу. Она не ожидала такой реакции на весть о переезде Лорен. Когда они узнают следующую новость, начнется обстрел более мощными снарядами.

— Энджи, — сказала Мира, изучающе глядя на нее, — есть что-то, о чем ты нам не говоришь.

Энджи вздрогнула.

— Что? Ты что-то утаила? — Мария презрительно фыркнула. — Ты же знаешь, что папа и так мне все расскажет.

Энджи забеспокоилась. Делать нечего. Беременность — это та тайна, которая не может долго оставаться тайной. Она обвела взглядом стоявших напротив нее женщин и сказала:

— Да, есть еще кое-что. Лорен беременна.

Мощные снаряды не заставили себя ждать.

Спор длился чуть ли не бесконечно. К тому моменту, когда все устали и выдохлись, Мария призвала на помощь подкрепление в лице обоих зятьев, а также тети Джулии и дяди Фрэнсиса. Все присутствующие придерживались мнения, что Энджи совершает ошибку. Единственной, кто не участвовал во всеобщем порицании, была Ливви.

— Пусть делает что хочет, — сказала она на исходе второго часа. — Никто из нас не знает, каково ей.

Эти слова, это косвенное напоминание о бездетности Энджи заставило спорщиков замолчать и виновато потупиться.

Энджи с благодарностью посмотрела на Ливви, та в ответ подмигнула ей и улыбнулась.

А потом все началось по новой. Энджи поняла, что больше не выдержит. Пока все горячо обсуждали за и против ее решения, она выскользнула из комнаты и поднялась наверх. Пройдя в свою старую детскую, она закрыла дверь, и наступила благословенная тишина. По ее прикидкам получалось, что у нее есть примерно пять минут, прежде чем за ней явится Мира или мама.

Оказалось, что даже меньше.

Дверь открылась. На пороге стояла мама, на ее лице читалось крайнее разочарование. Ее дочери хорошо знали этот взгляд.

— Две минуты, — отметила Энджи, качая головой. — Это новый рекорд.

Мама прошла в комнату и закрыла за собой дверь.

— Я отправила всех по домам.

— Вот и хорошо.

Мария вздохнула и села рядом с Энджи.

— Твой папа — да упокоит Господь его душу — накричал бы на тебя сегодня. И вот его ты бы послушалась.

— Папа никогда на нас не кричал.

Мама засмеялась.

— А у него надобности не было. Он пускал меня вперед, давал мне какое-то время, чтобы я все высказала вам, а потом подводил черту. «Хватит, Мария», — говорил он. — Она помолчала. — А теперь, когда некому подводить черту, стало трудно.

Энджи привалилась к матери:

— Знаю.

Мария похлопала ее по коленке:

— Я беспокоюсь за тебя, вот и все. Каждая мать тебе это скажет.

— Знаю. И люблю тебя за это.

— Будь осторожна, пожалуйста. Я слишком часто видела, как ты мучаешься и страдаешь.

— Я стала сильнее, мама. Честное слово.

— Надеюсь на это, Энджела.

Лорен проснулась до того, как зазвенел будильник, часов в пять. Она встала, сходила в туалет и снова легла, однако заснуть не смогла. Она бы с радостью занялась уборкой, но боялась разбудить Энджи.

Тишину нарушал только отдаленный шум прибоя и позвякивание стекла в оконной раме. Не гудели машины, не ссорились соседи, не разбивались бутылки. На мягком матрасе под пуховым одеялом Лорен чувствовала себя в полной безопасности. Ей было тепло и уютно.

Она посмотрела на часы. Шесть. А за окном еще темно. Сейчас, в первые недели зимы, самые короткие световые дни. Сегодня понедельник, и, если бы она ехала в школу, ей пришлось бы надевать под форму шерстяные колготки.

Правда, теперь это уже не важно. Сегодня ее ждет первый учебный день в «Вест-Энд Хай». Ей предстоит проучиться там до конца семестра. Интересно, как ребята отнесутся к беременной школьнице, переведенной из престижной школы? Вряд ли девчонки примут ее с распростертыми объятиями.

Лорен откинула одеяло и встала. Собрав все необходимое для школы, она приняла душ, а затем высушила волосы. Вернувшись в спальню, она перебрала свои вещи, решая, что надеть. Ведь, как-никак, это первый день в новой школе. Она остановилась на белом свитере и расклешенных джинсах с заниженной талией и замшевым ремнем с бахромой. Когда она надевала свитер, она случайно задела сережку в виде кольца. Замок расстегнулся, и сережка покатилась по полу.

Эти сережки ей подарил Дэвид на день рождения.

Лорен опустилась на четвереньки и стала шарить ладонями по доскам пола. Наконец сережка нашлась. Она закатилась под кровать. Однако кроме сережки Лорен обнаружила там и еще кое-что. Длинную, узкую деревянную коробку, задвинутую в самый угол. Ее можно было заметить только с близкого расстояния, потому что по цвету она сливалась с половицами.

Лорен вытащила коробку из-под кровати, поколебавшись, открыла и увидела там черно-белые семейные фотографии. На большинстве из них три маленькие девочки в очаровательных платьицах стояли рядом с высоким, стройным, темноволосым, красиво одетым мужчиной. Мужчина улыбался, и казалось, будто его лицо светится изнутри. На некоторых снимках он от души хохотал, щурясь. Он напомнил Лорен одного актера прошлых лет, который всегда любил Грейс Келли.