вида, они стали наслаждаться зрелищем необъятного горизонта. Они шагали по влажному песку, вдоль берега, между лодок, вытащенных на берег, где играли дети, забавляясь бросанием в воду камешков. Оба христианина, спокойные душою, всецело предались радости этих зрелищ; но Цецилий ни на что не смотрит; он безмолвен, мрачен, озабочен; его смущают только что услышанные слова, он хочет, чтобы приятели объяснились, он просит, чтобы его просветили. Тогда все трое садятся на большие камни, защищающие мол, и перед лицом спокойного моря, осиянные солнцем, они начинают вместе беседу о великих вопросах, волнующих мир. Разве это не настоящий роман? Во всяком случае Минуций рассказывает нам его так, что он выходит очень похожим на правду. Нет никакого сомнения, что не одна победа, сделанная христианством во II веке, произошла при подобных обстоятельствах, что часто какое-нибудь слово, брошенное как бы случайно в благоприятную минуту, трогало хорошо подготовленную душу и что она окончательно сдавалась после нескольких разговоров, подобных тем, какие велись тогда на взморье Остии и которые передал нам Минуций.

Смерть св. Моники – другое великое воспоминание, о котором говорят развалины Остии. Блаженный Августин рассказал подробности о ней в одном из лучших мест своей «Исповеди». Возвратившись, после страшной борьбы, к вере своей матери, к вере своей юности, он только что принял крещение от св. Амвросия. Так как он решился совершенно порвать с миром и хотел оставить навсегда кафедру риторики, которой сначала так гордился, он объявил миланцам, «чтобы искали для своих детей другого продавца слов». Он возвращался со своей матерью в Африку и ждал в Остии благоприятной для морского переезда погоды. Возможно, что Августин, будучи беден, поместился в какой-нибудь посредственной гостинице в центре Старого города. Он не говорит, чтобы из дома, где он жил, был вид на море. Быть может, одни богатые могли строить себе дома в благоприятных местностях вдоль морского берега. Он говорит нам только об окне, выходившем в тихий сад. Тут-то и произошла эта достопамятная сцена, увековеченная великим художником, незабвенная для всех тех, которые не могут себе представить, что бы им ни говорили, что вся эта забота и тревога о будущем – только бесполезное любопытство. Стоя у окна, с глазами, обращенными к небу, мать и сын, которые, казалось, предчувствовали, что разлука их близка, беседовали о чаяниях будущей жизни, страстно волновавших тогда всех. Их беседа, говорит Блаженный Августин, была полна неизъяснимой прелести, они забывали прошлое, провидя будущее и устремляясь к тому бессмертному источнику, который утоляет усталую душу. Так как они постепенно отходили от всего земного и возносились мыслью все больше и больше к жизни, которой нет конца и которой они жаждали, не зная ее и не понимая, «они почувствовали ее на миг в порыве души». Через несколько дней после этой беседы Моника умерла, и, умирая, она представила последнее и самое сильное доказательство перемены, произведенной в ней горячностью ее верований. Сын ее нам говорит, что, как все люди того времени и тех мест, она раньше была очень озабочена вопросом о своем погребении. Она приготовила себе могилу подле могилы своего мужа, и самое большое ее удовольствие было думать, что смерть соединит ее с тем, кому неразлучной подругой она была в этой жизни. Но, почувствовав, что умирает, она от этого добровольно отказалась. «Вы похороните вашу мать тут, – сказала она своим детям, и когда ее спросили, разве она не боится, чтобы тело ее оставалось так далеко от ее родины, она отвечала: – От Бога ничто не далеко, и нечего бояться, что в конце веков он не узнает места, где должен меня воскресить». Августин сделал, как просила мать, и похоронил святую женщину в одной из церквей Остии.

Требуется большое усилие воображения, чтобы в наши дни пробудить эти великие воспоминания на этом безмолвном побережье. Все тут так изменилось, все кажется таким тихим, таким мертвым, что трудно представить то время, когда оно было полно жизни, движения, всякой деятельности. А между тем это безлюдье заключало в себе один из самых шумных городов в мире; плодородные поля были на месте этой пустыни. Там, где теперь видишь один сыпучий песок, были прекрасные тенистые сады, где росли восхитительные плоды. Рассказывают, что император Альбин, слывший тонким гастрономом, очень ценил остийские дыни. Плиний Младший прославил красоту этого побережья, застроенного сплошь поселениями, состоящими из вилл, поселениями такими же большими, как города, такими же роскошными, как дворцы: теперь с трудом найдешь то там, то тут какую-нибудь жалкую лачугу. В наши дни не найти ни одного римлянина, который согласился бы провести один час после захода солнца на этих зараженных берегах. Мы только что видели по «Октавию», что во II веке туда отправлялись из Рима, чтобы найти отдых и здоровье. Isola sacra, где пасутся кое-какие стада буйволов, был одним из прекраснейших мест в мире, весь поросший зеленью и такими цветами, что его считали одним из любимых местопребываний Венеры. Мы много раз слышали, как говорили в Риме, что это былое благоденствие может возвратиться, что, лучше обрабатывая землю, ее можно оздоровить, что нетрудно изгнать лихорадку, если устроить сток застаивающейся воды, и что таким образом вновь можно бы приобрести большой участок земли, теперь бесполезный. Мне кажется, этот честолюбивый замысел способен прельстить Италию. Итальянцы имеют то счастливое преимущество, помимо стольких других, что им для большего расселения не надо нападать на соседей и что они могут делать завоевания, не переступая своих границ. Они совершенно правы, говоря, что не выкупили еще всего наследия отцов; но эта часть их собственности, которой они еще не овладели вновь, эта Италия irredenta, так занимающая их и привлекающая, она у них, в их стране, у их порога. Подле их городов, таких оживленных и таких прекрасных, они найдут, если захотят, мертвые города, для того чтобы оживить их; вместо того чтобы поддерживать этот милитаризм, который их истощает, и вечно прислушиваться к малейшему шуму внешних раздоров с целью воспользоваться ими, они могут заняться заселением вновь своих пустынь, обработкой неплодородных земель, возвращением, наконец, Италии всех ее богатых земель, утраченных ею из-за небрежения или варварства предыдущих столетий. Это предприятие, которое не подвергнет их несчастным случайностям и будет одобрено всем миром.

Примечания

1

 Не надо забывать, что эти строки были написаны в 1876 г. Первое издание книги Буасье вышло в 1880 г. а десятое, с которого сделан перевод, – в 1911 г.

2

 Виа-дель-Корсо –