Ехали мы всю ночь и 21 октября рано утром приехали в Туапсе. На вокзале стоял жандарм в своей старой форме, и многие бросились его целовать, этого никто не ожидал.

Мы немного привели себя в порядок после долгого путешествия, а потом пошли хорошо позавтракать. До отхода парохода оставалось много времени, и я отправилась с Зиной на городской базар, и обе мы мечтали о том времени, когда будем вместе гулять по Парижу…

Когда мы пришли на пристань, уже стоял под парами пароход, маленький, грязный и на вид ужасно старый. Назывался он «Тайфун», это было старое английское рыболовное судно. Многие из нашей группы беженцев были уверены, что Великая Княгиня Мария Павловна откажется сесть на подобный ужас, и не входили на него, ожидая ее приезда. Пароход был настолько мал, что возникло сомнение, может ли он принять на себя всех нас. Но вот приехала Великая Княгиня, любезно поклонилась капитану, который ее встретил у сходней, и как ни в чем не бывало смело вошла на пароход, поднялась на верхний мостик, невозмутимо уселась в кресло, наблюдая оттуда, как стали грузиться все беженцы. Видя такое отношение к пароходу, все колебавшиеся в смущении покорно пошли за Великой Княгиней. На пароходе было всего три каюты, капитана и офицеров, которые они предоставили Великой Княгине.

Нас всех беженцев было около девяноста шести человек. Все разместились на палубе, другого места на пароходе для пассажиров не было. Тут же все стали устраиваться, подстилая каждый что мог под себя.

На наше счастье, ночь была спокойная, ни ветра, ни дождя, и пароход мирно покачивался на волнах. Это была для всех нас первая ночь, что мы могли спать спокойно, не боясь обысков и арестов. Мы плыли по морю и от усталости заснули крепко, хотя и на палубе. Ночью вдруг всех охватил какой-то истерический смех, хотя ничего смешного не было, напротив, но нервы у всех были натянуты, и, когда чувство страха прошло, наступила реакция. Началось все с того, что ночью кому-то надо было идти в уборную, но повсюду лежали беженцы, и тот, кто вставал, невольно наступал на кого-нибудь. Вот раздается возглас, не обиженный, а деловой, как будто речь идет о простой вещи: «Послушайте, вы мне наступили на нос». – «Извините, пожалуйста, но так темно». Сейчас же слышен другой возглас: «Милостивый государь, будьте осторожны, вы мне наступили на пальцы». Опять тот извиняется и продолжает шествовать, вызывая по дороге все те же возгласы: «Вы наступили на меня». На третьем или четвертом возгласе, конечно, все начинали хохотать, и так заразительно, что другие тоже стали вторить. Потом было затишье, пока снова кто-нибудь не начнет гулять и наступать на чужие носы и пальцы. Так до самого утра эти возгласы раздавались по всей палубе и всю ночь вызывали всеобщий хохот.

Движение пароходов в ту пору представляло много затруднений и опасностей, так как береговые огни маяков были ввиду военного времени потушены и трудно было ориентироваться, а о вхождении в порты ночью и речи быть не могло. Опасность представляли сорванные донные мины, которыми все Черное море буквально кишело, и ночью их невозможно было заметить. Ввиду этого наш пароход миновал Новороссийск, так как было еще слишком темно, и капитан решил идти прямо на Анапу, куда мы подошли в 5 часов утра, но стали ждать полного рассвета и только около 7 часов утра вошли в Анапу и пристали к молу, вышли на берег и выгрузили наш скромный багаж. С нами сошла и охрана генерала Покровского. Как только все спустились, пароход отчалил и повернул обратно на Новороссийск, где должен был выгрузить остальных. Это было 22 октября (4 ноября) 1918 года.

Было раннее утро, когда мы пристали к молу Анапы. Город еще спал, и на молу никого не было. Мы все уселись на наших сундучках в ожидании нашей судьбы. Положение было не из приятных. Хотя город и был освобожден, но, как это часто случалось в тылу Добровольческой армии, банды, скрывавшиеся в горах и лесах, нападали по временам на эти освобожденные города, а войск для их охраны не было никаких… На разведку в город пошел офицер Мяч, командированный генералом Покровским сопровождать Великую Княгиню. Он должен был разыскать местного коменданта, узнать от него, каково положение города, и получить помощь в приискании помещения для Великой Княгини и для нас всех.

Анапа, упраздненная крепость в 30 верстах от устья реки Кубани, расположена немного к северу от Новороссийска, на восточном берегу Черного моря. Султан Абдул Гамид считается основателем этой крепости, построенной по его приказанию в 1781 году французскими инженерами. В последующие годы в войнах с Турцией Анапа несколько раз переходила из рук в руки, но осталась за Россией с 1860 года, когда крепость была упразднена. За последние годы Анапа стала курортом, и там была построена санатория.

Мы ожидали возвращения сотника Мяча более часа. Он вернулся с успокоительными известиями, что в городе полный порядок и никакой опасности нет. Нам посоветовали на первое время поселиться в единственной местной гостинице «Метрополь», куда мы и направились в сопровождении капитана Ханыкова, очень милого и услужливого офицера, который состоял при Великом Князе Борисе Владимировиче. В нашей группе, кроме меня и моего сына, были моя сестра и ее муж, барон А. Зедделер, Зина Рашевская, будущая жена Бориса, ее подруга француженка Мари и капитан Ханыков, раненый и потерявший глаз в последнюю войну.

Наша гостиница «Метрополь» оказалась скромной и довольно примитивной, притом разоренной при большевиках, в особенности уборные были в ужасном состоянии. Но комнаты были в приличном виде, не очень грязные, с кое-какой мебелью. Мы устроились как могли и были довольны тем, что есть крыша над головою, а остальное нам было безразлично. Хотя город и освещался электричеством, но огни тушили около 10 часов вечера, так что потом мы жили при свечках, покупавшихся в церкви, – других не было. Я на ночь ставила одну свечку в умывальник, для безопасности. Я очень боялась темноты и спала при свете.

Но потом мне стало не особенно уютно в гостинице. В соседней со мною комнате умер отец хозяина, и соседство покойника, которых я вообще очень боялась, меня пугало, особенно ночью. По старинному обычаю, после панихиды всех обносили кутьей, и все должны были отведать ее той же ложкой, что было негигиенично и неаппетитно. Я сделала вид, что пробую. Когда моего соседа похоронили, я немного успокоилась.

Ко всем испытаниям прибавилось еще одно: Вова заболел «испанкой», и я очень волновалась, не зная, найду ли доктора в таком захолустном городе. На мое счастье, в Анапе оказался прекрасный придворный доктор из Петербурга, Купчик, которого я пригласила лечить Вову, а потом он лечил и всех нас.

С нами приехал в Анапу в свите Великой Княгини Владимир Лазарев, с которым я когда-то познакомилась на маскированном балу. Он часто заходил ко мне, и мы вспоминали доброе старое время. Мы теперь вели грустную жизнь, и всякие развлечения были забыты. Володя Лазарев очень мило рисовал маленькие фантастические картинки. Одну такую картинку я до сих пор храню у себя на память.

Наш день начинался с утреннего кофе, который мы все ходили пить в маленькую греческую кофейню, где по стенам висели лубочные портреты Греческой Королевской семьи. По дороге мы лопали свежие чуреки, еще горячие. Нам подавали так называемый «греческий кофе», который готовится упрощенным способом: кофе, молоко и сахар варятся вместе – и получается довольно вкусный напиток, но с кофейной гущей. В будние дни мы пили по одному стакану и лишь по воскресеньям и праздничным дням позволяли себе роскошь выпить по второму стакану.