Июль прошел сравнительно спокойно, но к концу становилось все тревожнее и тревожнее.

Еще в первых числах июля по Кисловодску распространился слух о гибели в Екатеринбурге Государя и всей Царской семьи. Мальчишки бегали по городу, продавая листки и крича: «Убийство Царской семьи», но никаких подробностей не было. Это было настолько ужасно, что казалось невозможным. Все невольно лелеяли надежду, что это ложный слух, нарочно пущенный большевиками, и что на самом деле их спасли и куда-то вывезли. Эта надежда еще долго таилась в сердцах. Я до сих пор слышу голоса этих мальчишек, как эхо расходившиеся по всем направлениям.

Потом наступили кошмарные дни. Седьмого августа ко мне зашла Лидия Алексеевна Давыдова предупредить, что этой ночью были взяты Великие Князья Борис и Андрей Владимировичи и увезены в Пятигорск с группою других арестованных. Она сказала, что все необходимые меры приняты, и просила меня сидеть спокойно и смирно у себя, ничего не предпринимая для их освобождения, так как я сама нахожусь в опасном положении. И действительно, на следующий день, 8 августа, к вечеру, они вернулись домой, но находились под домашним арестом. В доме был поставлен караул, и выходить они не могли.

Потом я узнала, что произошло. В ночь с 6 на 7 августа дача Семенова, где они жили, была оцеплена большим отрядом красноармейцев, часть которого вошла в самый дом, и у всех дверей комнаты, где они спали, поставили часовых, чтобы никто не мог выйти и сообщаться друг с другом. Обыскав весь дом, они приказали Великим Князьям Борису и Андрею Владимировичам одеться и следовать за ними. Полковник Кубе, адъютант Великого Князя Андрея Владимировича, в последнюю минуту попросился их сопровождать. Никто в доме не знал, куда их повели. Думали сперва, что их повели в местный совдеп, как обыкновенно бывало, но оказалось, что их повели на вокзал и посадили в вагон под охраною часовых. В тот же вагон постепенно стали приводить арестованных: генерала Бабича, бывшего Наказного Атамана Кубанского Войска, Крашенинникова, Прокурора Петербургской Судебной Палаты, и князя Л. Шаховского. Сбор арестованных длился с пяти часов утра до девятого часа. Пока они еще все сидели в вагоне, как мне рассказывал потом Андрей, солдаты говорили, что здесь, в Кисловодске, проживает Кшесинская, следовало бы и ее захватить с собою. Арестованных отвезли в Пятигорск, сначала в местный совдеп, а оттуда, после допроса, в Казенную гостиницу, где всех заперли в одной комнате: Бориса, Андрея, Кубе, генерала Бабича, Крашенинникова и князя Л. Шаховского.

Ночью сперва вывели и перевели в местную тюрьму Кубе, Крашенинникова и князя Л. Шаховского, а потом генерала Бабича, который был тут же, на улице, растерзан толпою.

На следующий день Л. А. Давыдова после свидания со мною посетила в Пятигорске Бориса и Андрея в Казенной гостинице и предупредила их, что все меры приняты к их освобождению и чтобы они не беспокоились. За это время Л. А. Давыдова, которая была лично знакома с комиссаром Лещинским и принимала его у себя, обратилась к нему с просьбою сделать все возможное и выручить Бориса и Андрея из-под ареста.

Она даже предлагала ему свои драгоценности за услугу, но он отказался от награды и обещал все сделать, что в его власти.

Действительно, Лещинский был у них в гостинице около часу дня и, назвав себя членом Директории, сказал, что он едва спас их ночью от расстрела. Этого настойчиво требовал местный совдеп, но он был принципиально против пролития крови и убедил депутатов. Он обещал им в тот же день добиться их освобождения и сказал, что зайдет за ними около пяти часов дня. «Если только мне удастся вас освободить», – добавил он. «А если не удастся?» – думали они. В таком томительном ожидании они оставались от часу дня до пяти. Перед уходом Лещинский предупредил их, что не доверяет местным красноармейцам, и потому вызвал из Кисловодска горского комиссара со своею охраною, чтобы их доставить из Пятигорска в Кисловодск. В пять часов, как он и обещал, Лещинский вернулся в Казенную гостиницу, но не один, а с охраной горцев и не без труда вывел их из Казенной гостиницы. Красноармейцы не хотели их отпустить без прямого приказа местного совдепа, но внушительный вид горцев и их количество произвели соответствующее впечатление. Лещинский их посадил в приготовленные извозчичьи экипажи, по одному в каждый с двумя горцами, проводил на вокзал и с первым проходившим поездом сам отвез в Кисловодск в их дом, но для охраны оставил при доме караул горцев и просил не выходить, так как не ручается за безопасность – их могут на улице схватить и снова арестовать. Он обещал освободить и Кубе, который действительно на следующий день приехал в Кисловодск.

Лещинский потом снова приехал к Борису и Андрею Владимировичам и посоветовал им бежать в горы, так как он не может ручаться, что Пятигорский совдеп снова не постановит их арестовать, и тогда ему будет очень трудно что-либо сделать для них. Для облегчения бегства он снабдил их всех особыми документами под вымышленными именами, как будто они командированы по делам совдепа.

Тринадцатого августа Борис, Андрей и Кубе бежали в горы, в Кабарду, на парной линейке, где и скрывались до конца сентября. Долгое время я совершенно не знала, где они, собственно, находятся, так как они первое время скитались по разным аулам и, только поселившись у Кононова, могли наконец дать знать о себе через доверенное лицо. Одно утешение было, что они вне опасности. Это было главное.

До нас стали доходить слухи, что в разных местах вокруг Кисловодска вспыхивают восстания казаков против большевиков, но все это было лишь слухами, и никто ничего не знал в точности. Но наконец настал желанный день: Шкуро вторично налетел на Кисловодск и занял его, на этот раз со сравнительно большим отрядом казаков. Мы вздохнули свободно, большевики исчезли куда-то. Но положение не было твердым, и я сама могла это на себе испытать. Как хорошо помню, 22 сентября я пошла с сыном прогуляться по городу, мы прошли с ним до «Гранд-отеля», узнали все новости и вернулись спокойно домой, все было мирно и тихо в городе. Не успели мы войти в дом, как прибегает наш хозяин, взволнованный: «Что вы тут делаете? Разве вы не знаете, что казаки ушли и все бегут из города?» Он нам посоветовал идти скорее к «Гранд-отелю», где был сборный пункт. Наскоро захватив самое необходимое, мы побежали, куда указал хозяин, а оттуда нас послали на тополевую аллею, где были приготовлены телеги. Действительно, мы нашли подводу, погрузились на нее и поехали на Пятницкий базар, где скопились все беженцы. Тут мы все получили от Шкуро приказание возвращаться домой. Тревога оказалась напрасной, большевики были отбиты. Мы были счастливы снова оказаться у себя дома, но стали держать наготове все, что нужно брать с собою на случай вторичной тревоги.

На следующий день, 23 сентября, под вечер, с гор вернулись Великие Князья Борис и Андрей Владимировичи с полковником Кубе, верхом, в сопровождении кабардинской знати, которая охраняла их во время перехода из Кабарды в Кисловодск. За то время, что братья скрывались в горах, они обросли бородами, и Андрея многие принимали за Государя. Действительно, сходство было.

Через два дня снова тревога, снова надо бежать. В самую последнюю минуту за нами прислали телегу, на которую мы уселись: я с сыном, сестра с мужем и Зина, будущая жена Бориса, с компаньонкой. И мы снова направились к Пятницкому базару. Туда же приехали в своем экипаже Борис и Андрей Владимировичи, и, уступив его моей сестре с ее мужем, Андрей пересел на нашу телегу, а Зина с Борисом и компаньонкой пересели на телегу, найденную ими на базаре, и вся несметная толпа беженцев двинулась по указанию Шкуро на Тамбиевский аул. Картина была тяжелая, подвигались кто на чем попало, некоторые шли пешком, волоча на плечах свое последнее имущество. Мы, конечно, не знали, что делается кругом нас и где были большевики. У всех была одна и та же мысль: скорее уйти подальше от них каким угодно способом.