все как обычно.

И магазины. Лавки. Снова дома.

Деревянное строение, больше похожее на конюшню, чем на офис шерифа. Толпа мужчин перед дверями. Гомон. И ощущение, что здесь будет горячее, чем представлялось Луке.

– Что это?

– Так… наши… слушок прошел, что будете на этого ублюдка охотиться. Помочь желают, – меланхолично ответил помощник шерифа. И скорость сбросил. А толпа раздалась, пропуская машину.

Помочь. В гробу Лука таких помощников видел.

Он выбрался из машины первым, повернулся к толпе, которая разом смолкла, и поинтересовался:

– Есть чего сказать?

Ответом была тишина.

– Тогда свободны.

Разойтись они не разойдутся, во всяком случае не сразу.

Открылась дверь.

Красная туфелька на каблуке заставила охотников замереть. Лука буквально шкурой ощутил взгляды, эту туфельку облизавшие. И разозлился. И успокоился. И опять разозлился, уже на себя.

– Добрый день, – Милдред смотрела снисходительно, так, что становилось ясно: она видит их насквозь, этих храбрых охотников с простыми их мыслями и почти примитивными желаниями.

Видит. Понимает. Прощает. И за желания в том числе.

– Я рада видеть, что произошедшее не оставило вас равнодушными, – она оперлась на руку Луки. И он с трудом удержался, чтобы не сграбастать ее в охапку. – Я понимаю, сколь тяжело вам быть свидетелями настолько ужасных преступлений.

А ведь слушают.

Застыли и слушают. Разве что рты не пооткрывали. Право слово, дети, которые впервые увидели Санта-Клауса и искренне считают его настоящим.

– Я бы хотела вам пообещать, что правосудие свершится, – Милдред коснулась рукой груди. – Но это было бы ложью. Правда в том, что мы сделаем все от нас зависящее, чтобы это правосудие свершилось. И нам нужна будет ваша помощь. Не в охоте. Тот, кто пришел в ваш город, кто живет в нем и, может статься, живет давно, сам с немалым удовольствием примет в ней участие.

А взгляд ее скользит по толпе.

Лука тоже смотрит.

Обычные люди…

В том маленьком городишке, где он провел предыдущий месяц, люди тоже были обычными. И в обычности своей, в нежелании нарушать ее закрывали глаза на мелкие странности хорошего парня.

И в предыдущем городишке мало отличались.

И в том, который был до него.

– Мне нужна ваша память. Ваши рассказы. Обо всем. Обо всех… о тех, с кем вы живете бок о бок, день ото дня. О тех, кто вам симпатичен или, наоборот, не нравится.

– Сплетни собирать станешь?

– И сплетни тоже, – Милдред склонила голову. – Но пока я просто хочу понять, почему он выбрал именно этот город.

– Потому что здесь обитают драконы, – очень тихо произнес Майкл, которому в толпе явно было неуютно. Он закутался в темную кожанку, и над воротником торчала лишь макушка.

– Пояснишь?

В полицейском управлении людей не было. Только тощий взъерошенный парнишка подремывал за столом, положив руку на газету. Под газетой скрывался револьвер почтенного возраста и устрашающего вида. При появлении чужаков парнишка встрепенулся, потянулся и, подавив зевок, сказал:

– Без происшествий… мисс Уильямс приходила.

– Зачем? – поинтересовался шериф, газетку приподняв. – Опять ты свою пукалку притащил, Джереми…

– Я так, на всякий случай. А мисс Уильямс говорит, что надо организовать поисковую экспедицию. И к егерям обратиться, чтобы драконов попросили.

Воображение Луки тотчас нарисовало матерую зубастую тварь, на спине которой устроился человек с биноклем. И револьвером. Вот аккурат навроде того, который стыдливо был убрал в ящик стола.

– Обратимся.

– А еще к Эшби адвокаты пожаловали.

– Кто такой Эшби?

Фамилия была смутно знакомой. И Лука насторожился.

– Хозяин земли, – сказал шериф. Лука ждал, что тот улыбнется, показывая, что прозвище это выдуманное, но Маккорнак оставался предельно серьезен. – И города. Правда, городские об этом несколько подзабыли. Вы потом с ним сами встретитесь.

– Это не тот ли Эшби, – Милдред остановилась у стены, увешанной снимками, – который владелец «Эшби инкорпорейтед»?

– Он самый.

– Интересно… – смотрела она на снимки. И внимательно так. – Он здесь живет?

– А где еще? – удивился шериф.

– Не знаю… просто… владелец крупнейшей компании, которая занимается торговлей драгоценными камнями, и «Фармтека», да и в остальном… живет здесь. Это он?

Она коснулась снимка, бережно, будто опасаясь причинить вред этим прикосновением.

– Он, – подтвердил шериф. – Эшби всегда тут жили. Так заведено.

Сказал как отрезал, будто не могло быть иной причины.

А и вправду странно.

Нет, городок чистенький, стоило признать, что выглядит он куда лучше иных, однако… миллионеры в подобных местах не водятся.

Парень на снимке был хорош.

Лука таких навидался и ненавидел искренне, со всею широтой души. Высок. Строен. Спортивен. Волосы светлые, глаза небось голубые. Фото черно-белое, но кажется, что голубые. Правильные черты лица. И немалые деньги, дававшие золотому мальчику чувство собственного превосходства над другими людьми.

Такое ли, чтобы открыть охоту?

– Разберемся, – Милдред убрала руку и отвернулась, разом оказавшись перед Лукой. Как-то слишком уж близко. Грудью уперлась в грудь.

Пахло от нее… женщиной. И Лука отступил.

– Так что там с драконами? – она обошла его, будто разом вдруг застеснявшись случайной этой близости. – И с айоха?

Майкл кинул на стол куртку, отправил следом перчатки и потянулся.

– Они вносят помехи в поле. – Маг тоже подошел к стене и долго ее разглядывал, перебирая один снимок за другим.

Люди.

Много людей, которые Луке незнакомы. Серьезные и задумчивые. Улыбающиеся. Злые. Расстроенные. У парня, что делал фото, определенно имелся талант. Он показывал людей… живыми?

Настоящими?

– А тело где? – робко поинтересовался Джонни.

– Так… тут, – парень с револьвером выбрался из-за стола. – И голова тут. Проводить?

– Проводи.

– Магия есть по сути способность оперировать живой энергией мира. – Майкл сел на стол и руки сунул под мышки. – Врожденная. У кого-то эта способность выше, у кого-то ниже. У кого-то она находится в зачаточном состоянии или отсутствует вовсе. Есть предположение, что в прошлые времена способностями обладали многие люди. Во всяком случае, и в Древней Греции, и в Риме, и в иных древних империях, о которых нам известно, одаренность считали благословением богов.

Милдред опустилась на край стула и слегка поморщилась.

Спина? Или ноги? Вот упрямая женщина. Нет, женщин вообще понять сложно. Та же Милли постоянно жаловалась, что от косметики у нее глаза чешутся, но все равно продолжала краситься.

Зачем?

Лука как ни пытался, а разницы особой не усмотрел. Впрочем, может, это только он такой ненаблюдательный, а во всех этих мучениях имеется скрытый смысл.

– Позже, с ростом популярности христианства, концепция несколько изменилась. И одаренность стала синонимом одержимости. Что, в свою очередь, привело к значительному уменьшению количества одаренных. Были утрачены многие знания…

А ведь и шериф слушает.

Стал в уголочке и не шевелится. Хороший охотник. Умеет притворяться незаметным.