Ее слова не внушали надежды. Она говорила с явной холодностью, тем более что Виктор высился рядом, без особого интереса слушая их разговор. Однако ее слова выводили Максима Николаевича из замешательства и давали возможность взглянуть ей в лицо, по которому он так соскучился. Он не знал, о чем пойдет разговор, но знал, что он поможет ему преодолеть мимолетную растерянность.

Наливая чай, Людмила сказала, что намерена купить квартиру целиком, и что все соседи согласились на продажу своих комнат, за исключением его и Ивана. Что касается Ивана, то «он скоро согласится», – заявила она твердо. А насчет Максима Николаевича… – «Я надеюсь, что у нас с вами не возникнет трудностей», – сказала она, глядя ему прямо в лицо. Он не ответил. Затем посмотрел на Люду, и глаза их встретились.

– Что скажете? – спросила она серьезно, не отводя взгляда.

«Что я могу сказать?» – подумал он. Согласиться на продажу комнаты означало одно – порвать последнюю нить, связывавшую его с ней. Разрубить последнюю нить надежды и заживо погрузиться в омут отчаяния. Он продолжал молча смотреть на нее. И заметил, что она и бровью не повела, попросив его порвать последнее связующее звено между ними, будто он был обычным соседом – не больше и не меньше.

– А если я не соглашусь? – спросил он глухо.

В ее глазах отразилось удивление:

– Я не верю, что вы можете отказать.

– Почему?

– Потому что знаю вас, – ответила она с улыбкой. – И знаю ваш характер и вашу нелюбовь ко всякого рода проблемам и конфликтам.

– И все же? – переспросил он настойчиво.

Люда помолчала некоторое время, задумавшись, все так же глядя ему в глаза, затем сказала:

– Я надеюсь на ваше согласие. И советую вам не противиться, потому что вы все равно проиграете.

Воцарилось молчание.

Первой заговорила Люда:

– Я убеждена, что дело в конце концов решится в мою пользу, но поверьте, не хочу, чтобы у вас были неприятности. Лучше не упрямьтесь. Ну? Что скажете? Мы вам хорошо заплатим.

Аня предлагала продать комнату после смерти Ларисы и переселиться к ней. На вырученные деньги Аня с мужем могли бы открыть небольшой магазин. Тогда он отверг это предложение, так как хотел жить один. Теперь он откажется вновь, но уже в силу других причин – судьбоносных. Ему казалось, что отказ от комнаты означает уступить Люду, а это, в свою очередь, равносильно для него уступить жизнь. И уступить кому? Ее любовнику-бандиту! Это стало бы верхом всех его уступок, так как если Максим Николаевич признает поражение и согласится, то он потеряет не Люду, которая в любом случае не принадлежит ему, а лишится права на любовь к ней. Он собственными руками разрушит то единственное основание, на котором могла существовать его любовь, и порвет единственную нить, которая могла связывать его с ней. Если это случится, то он неизбежно спросит себя однажды: «Что ты сделал во имя этой любви?» И ответ будет только один: «Ничего. Абсолютно ничего». Тогда он окажется обнаженным перед самим собой, не располагая ни единым доводом, которым мог бы прикрыть историю своих поражений и слабостей. Он до такой степени испугался этого, что решил не соглашаться, даже если ему грозит гибель от рук ее любовника. Да! Пусть Людин любовник убьет его, – смерть от руки этого бандита не только избавит его от мук, но придаст смысл его страданиям, покажет, кто есть убийца, и сделает из него жертву, но не покорившегося.

– Я не согласен.

Он сказал это решительным тоном, и Людина рука, разливавшая чай, застыла в воздухе. Потом она отставила в сторону чайник и взглянула с удивлением. На лице ее появилась улыбка, и ему показалось, что глаза ее сверкнули необычным блеском, когда она спросила:

– Максим Николаевич, вы это серьезно?

– Да. Серьезно.

– Объясните мне причину.

– Я просто хочу оставить комнату за собой.

Она продолжала смотреть на него с недоверием. Затем сказала:

– Максим Николаевич, поймите! Я не угрожаю, а разъясняю ситуацию, но вы, похоже, не понимаете. Виктор может разными способами заставить вас продать комнату, и ему это ничего не стоит. Но вам это будет стоить многого, поэтому нам лучше решить вопрос без проблем. И потом, я вам сказала, что все согласились на продажу, и мне кажется, что оставаться в этой квартире вам будет неудобней, чем мне, тем более что я частенько бываю в ней не одна. Вы не согласны со мной?

– Нет, не согласен.

В этот момент Люда громко рассмеялась, не сводя с него взгляда. Он даже не понял, был ли это иронический смех, или смех удивления, или что-то еще. Но Виктор, услышав его, появился в дверях:

– Все в порядке?

– Да, – ответила Люда, прекратив смеяться. Затем встала со стула, уступая его Виктору, а сама уселась к нему на колени. Ее поведение показалось Максиму Николаевичу показным, содержащим какой-то намек, и он отвел глаза. Но тут же взгляд его невольно направился вновь в их сторону. Виктор двумя руками обнял Люду за талию и погрузился носом ей в волосы, вдыхая их запах, а потом отвел волосы и стал водить губами по ее шее. Она кокетливо проговорила:

– Виктор, перестань. Ты не видишь, мы еще разговариваем?

– Ну и продолжайте…

Максим Николаевич, кое-как державшийся до этого момента, почувствовал, что раскалывается изнутри. Его охватило настойчивое желание встать и убежать. Но ноги будто сковало, словно он был приговорен сидеть на стуле перед ними до своего полного уничтожения. Ему казалось, что Виктор, охватывая Людину талию, охватывает его самого, сдавливает и сжимает его душу. Он чувствовал, что Виктор водит губами не по Людиной шее, а проводит ими по нему, медленно сжигая его и рассеивая по ветру его прах.

Неожиданно все его мысли о борьбе, стойкости и отказе потеряли смысл. Убийце для совершения убийства не потребуется тело, потому что он – Максим Николаевич – не более чем мыльный пузырь, лопнувший мгновенно, от одного поцелуя, запечатленного бандитом на шее Люды.

Он не мог видеть Людмилу в объятиях ее любовника и, собравшись с силами, встал, чувствуя, что вот-вот упадет.

– Максим Николаевич, куда же вы? Мы еще не закончили разговор.

– Мне нужно идти.

Люда встала и пошла за соседом, сделав Виктору знак не следовать за ней.

– Максим Николаевич, но мы еще не решили насчет комнаты. Для меня это очень важно.

– Можете решить этот вопрос с Аней и договориться с ней обо всех деталях. Деньги тоже заплатите ей, – проговорил он быстро, словно ему было противно слышать собственный голос.

– Значит, вы согласны ее продать?

– Да.

– Правда?.. Ладно. Это хорошо.

Если бы он поверил своим ушам, то сказал бы, что в этой ее фразе было больше разочарования, чем радости. Но он не поверил, так как теперь, как ему казалось, все звуки на свете несли одно разочарование.