В конце концов он поднялся и поспешно отступил от дыры. Анжелика, Пит и Пламтри, вместо того чтобы подойти и самим взглянуть на находку, стояли, уставившись на него.

– Ну… – протянул Кокрен, – там темно как, простите, в заднице. Но где-то в метре начинаются ступеньки.

– Ступеньки… – Анжелика быстро подошла к окну и взглянула на нахохлившиеся пальмы, раскачивавшиеся под дождем. – Черт возьми, мы же поехали, чтобы всего лишь купить бензин, пиво и батарейки, – язвительным тоном сказала она. – Кути просил пиццу. Я не… я даже не одета для того, чтобы лазить и обдирать паутину в каких-то поганых (и темных!) катакомбах в доме, полном призраков. – Она повернулась и смерила Пламтри яростным взглядом. – Нузачем, – выкрикнула она, – ты убила Скотта Крейна?!

Пламтри открыла рот, моргнула несколько раз и рявкнула:

– А ты сама кого убила? «Ну зачем»! В той развалюхе в Лонг-Бич ты сказала, что каждый из вас виновен в чьей-то смерти и должен искупать свою вину. Ты говорила мне, что загладить вину и избавиться от угрызений совести без посторонней помощи невозможно, что это все равно что пытаться одной рукой исправить то, что сломала двумя, помнишь? Мне к лодыжкам привязывали вонючие пивные банки, меня привязывали к стулу, меня шарахнули о трубу (да так, что ребра треснули!), а потом дали понять, что я должна считать за большую честь, что мне позволяют есть вместе со всеми вами. – Ее голос дрожал, она напрягла губу так, что открылись нижние зубы, и потребовала: – Так сознайся, сука, кого убила ты!

Несколько секунд Анжелика отрешенно смотрела на Пламтри. Потом сказала:

– Что ж, это справедливо. Я была психиатром, имела частную практику и устраивала по средам ночные сеансы, на которых имитировала встречи и примирения пациентов с их умершими друзьями и родственниками. И пять Хеллоуинов назад, прямо в ходе одного из таких сеансов, имитация перестала быть имитацией. Все сделалось более чем реальным, явились разгневанные духи, натворили всякого – и, в частности, подожгли клинику. Трое пациентов умерли, еще пятеро, по-видимому, до сих пор пребывают в психиатрических лечебницах. – Она набрала полную грудь воздуха, выдохнула и продолжала с таким же непроницаемым лицом. – Один из погибших был влюблен в меня, я нисколько не любила его, но и не отталкивала по-настоящему. Фрэнк Роча. Я убила Фрэнка Рочу пренебрежительным отношением к тому делу, которому меня учили, к той работе, за которую он мне платил. Два года после этого меня преследовал его призрак, а полиция разыскивает до сих пор. – Она устало улыбнулась и протянула правую руку. – Коди, я прошу прощения. Будем друзьями?

Пламтри замотала головой, но от изумления, а не оттого, что хотела отвергнуть предложение. Она сказала:

– У меня никогда не было друзей, – и пожала протянутую руку.

– Это непростая дыра, – коротко сказал Кокрен. Он чувствовал беспокойное подергивание в правой руке и знал, что она хочет указать на кирпичную трубу в полу. «Надо лезть туда самому, пока рука не потащила», – подумал он.

– Дайте мне кто-нибудь… зажигалку, «Бик» хотя бы, раз «Данхилла» у нас больше нет. – Он вздохнул, провел руками по волосам, погладил сквозь ветровку пистолет, прицепленный к ремню, и, вернувшись к лазу, сел на пол и свесил ноги в темную пустоту.

Пламтри вынула из кармана куртки красную зажигалку «Бик».

– Держи, Сид. Я за тобой.

– И мы, и мы, – вздохнула Анжелика.

Кокрен сполз в дыру, касаясь носками обуви одной стены, а ягодицами – другой, и почти повис на локтях. Пистолет в кобуре, упрятанный за пояс, давил на правую почку.

– Чуть ниже, чем хотелось бы, – тихо выговорил он сквозь стиснутые зубы, – есть ступенька, на которую можно поставить ногу. А потом, я полагаю, нужно будет просто сползать вниз, упираясь спиной, пока не появится возможность ухватиться руками за перекладину.

Он услышал несколько вздохов позади и над собой, а потом Пит сказал:

– Я пойду последним и прикрою дыру, как было.

Лаз был широким для дымохода, но Кокрен, как ни старался прижимать локти к бокам, то и дело цеплялся ими за грубую кирпичную кладку, а после того, как Пит прикрыл доской вход в шахту, света не стало вовсе, и громкое из-за тесноты, тяжелое дыхание и резкое шарканье ног по железным перекладинам усугубляли ощущение сдавленности; Кокрен с ужасающей ясностью сознавал, что, даже если бы он отцепил кобуру с пистолетом и прижался спиной к стене, ему все равно не хватило бы места, чтобы поднять колено к груди.

В полной темноте ему на голову сыпались комочки грязи из-под подошв кроссовок Пламтри, и он подумывал о том, чтобы приостановиться и чиркнуть зажигалкой, но тянущий снизу сильный сквозняк с запахом глины мгновенно погасил бы огонек, да и он сам не был уверен, что хочет увидеть, насколько близко перед его лицом находятся кирпичи и насколько узок над головой лаз, загороженный башмаками только одного из трех человек, чьи тела преграждают обратный путь к воздуху, свету и пространству для движения.

Когда под правым локтем вдруг оказалась пустота вместо кирпича, глаза Кокрена успели настолько привыкнуть к полной темноте, что он смог разглядеть слабый серый свет из бокового туннеля, уходившего вниз под углом примерно в сорок пять градусов. Он уловил оттуда отзвуки голосов.

– Сбоку дымоход одного из каминов, – прошептал он, задрав голову. – Туда не надо, лезем дальше, вниз.

Он услышал, как Пламтри передала его слова Анжелике и Питу, и продолжил спуск по каменному пищеводу.

Еще через дюжину с чем-то перекладин он осознал, что уже находится ниже первого этажа, а спустившись еще немного, явственно услышал отдаленные звуки музыки из непроглядной тьмы под ногами и ощутил, что неизменно тянущий снизу вверх воздух обрел еле уловимый запах кипарисов, терпкого красного вина и помятой ночной травы.

Он подумал было шепнуть спутникам, что осталось уже немного, но сообразил, что они и сами должны были это заметить.

Он не замечал, что, опуская то одну, то другую ногу, нервно постукивает задником ботинка по стенке шахты, до того мгновения, пока, брыкнув в очередной раз ногой, не наткнулся на отсутствие сопротивления и от неожиданности чуть не выпустил перекладину из рук. В следующий миг он обратил внимание, что поскрипывание, с которым он наступает на скобы, уже не так заметно усиливается эхом, и почти сразу почувствовал, как плечи, а потом затылок шаркнули по нижнему срезу кирпичной стенки за спиной. Теперь он мог в темноте выпрямить руки и отодвинуться от железной лестницы, и звук его дыхания улетал, не порождая никакого эха.

И тут имелся свет… Пусть даже не свет, всего лишь едва уловимый намек на него, но Кокрен увидел тыльные стороны кистей своих рук как белесые пятна, дерзко выделяющиеся на фоне окружающей черноты.