После нашего знакомства я как-то раз совершенно неожиданно наткнулась на Джоша. Поздно вечером, часов в одиннадцать, во время одной из своих бесконечных прогулок. В маленьком клубе, мимо которого я проходила, звучала живая музыка, и, повинуясь порыву, я вошла внутрь. Группа из трех человек играла на акустических инструментах, исполняя композицию «Blind Faith» «Не найду дорогу домой».

Бывают моменты, когда песня действует на человека определенным образом. Ты знаешь, что она сентиментальная, но все равно не в силах остановить слезы. Неожиданно я почувствовала такую усталость! Да, в последнее время я была выжата до капли. Я села за стойку бара, мне нужно было время, чтобы собраться с силами.

И вдруг как из ниоткуда рядом со мной появился Джош.

— Вот так сюрприз! — воскликнул он, целуя меня в щеку. — Я заглянул сюда с несколькими авторами из моего журнала, мы прослушиваем эту группу. Пойдемте, я вас познакомлю. Уверен, вы трое можете часами говорить о музыке.

Джош был всего лет на девять-десять моложе меня. И тем не менее складывалось впечатление, что он свой в этом баре. Оглядываясь на молодые лица, я неожиданно понимаю, сколько мне лет — уже слишком стара для дешевых ресторанчиков Нижнего Ист-Сайда, где в надежде быть замеченными выступают молодые артисты. Однажды оглядываешься вокруг и понимаешь, что все в Нью-Йорке моложе тебя.

— Не стоит, — ответила я Джошу. — Я быстро выпью бокальчик и пойду домой.

— Тогда я составлю вам компанию. — Он уселся рядом и заказал бармену виски «Мэйкерс Марк».

— Как твои родители? — ляпнула я, не зная, о чем еще спросить. — С нетерпением жду нашего знакомства.

— Хорошо, — ответил Джош. — Так и живут в пригороде, в Парсиппани, в доме, где я вырос. Отец собирается выходить на пенсию. У сестры дом рядом с родительским, но она ищет квартиру в городе, поближе к работе. — Его лицо немного посуровело. — Они с мужем разошлись, он… мало помогает детям. Можно сказать, она растит их сама. — Потом Джош вздохнул. — Может быть, это сблизит ее с детьми, когда они станут взрослыми.

— Да, — негромко ответила я. — Иногда так случается.

За стойкой бара висит зеркало. Сидящий рядом со мной Джош смотрит в него. Но Джош, отражающийся в этом зеркале, смотрит прямо на меня. Я опускаю глаза и несколько раз вращаю соломинкой в стакане.

— А вы знаете, как мы познакомились с Лаурой? — поинтересовался он.

— Нет. — Я попыталась улыбнуться. Лучше не думать о том, что я уже давным-давно перестала быть частью жизни Лауры. — Не думаю.

— Как-то она пришла к нам в контору. Ее фирма представляет интересы нашей компании, и у них была намечена встреча. Как бы там ни было, я направлялся на встречу с кем-то, когда увидел у лифта эту красивую женщину. У нее такие глаза, вы же знаете… И она тащила эти два огромных портфеля. — Он засмеялся. — Я хочу сказать, они казались такими тяжелыми! Тяжелее, чем она сама. Поэтому, естественно, я подошел ей помочь, но она отказалась от моей помощи. Просто сказала: «Нет, спасибо, все в порядке. Я справлюсь». Она на самом деле не хотела, чтобы я помогал ей нести портфели. Я видел, что она смутилась. Ей очень важно было самой нести их. Несколько дней она не выходила у меня из головы. Почему человека волнуют такие мелочи? Это было не простое упрямство, я видел. Тут что-то другое. Я все время думал об этом, пытаясь понять причину. В конечном итоге я позвонил ей в контору и пригласил на свидание.

Он замолчал, глотнул виски.

— Позже она сказала мне, что это была ее первая встреча с клиентом. Видимо, для помощника адвоката привычное дело носить за самим адвокатом портфель во время переговоров. Я сказал ей: «Но тот парень, с которым ты пришла, к тому моменту уже давно скрылся в конференц-зале. Он бы не увидел, что я тебе помог». А она повторяла: «Но ведь помощники адвокатов должны носить портфели. Это их обязанность. Это моя работа». И тогда я подумал, что никогда еще не встречал человека, который бы так заботился о том, чтобы все было правильно, поступал как должно, даже в мелочах.

Джош опять помолчал немного.

— Глядя на нее, сразу и не скажешь. Но каким-то образом я это почувствовал, понимаете? Иногда смотришь человеку в лицо и не понимаешь, что именно на нем написано, но ощущаешь, что это очень важно. Лаура думает, что по ее лицу ничего прочесть нельзя. — Он засмеялся. — Я вижу, как сильно она старается убедить себя, что все контролирует. Но при этом сразу видно, что для нее важно на самом деле. Это у нее на лице написано. — Наши взгляды в зеркале встретились. — Я видел, как она смотрела на вас за обедом, — негромко продолжал он. — Не знаю, может быть, вам обеим кажется, что вы не настолько близки, как хотелось бы. Лаура мало говорит о ваших отношениях. У меня старшая сестра. Знаю, иногда между матерью и дочерью возникают трения. Моя сестра любит мать, они обе постоянно разговаривают. Но я никогда не замечал между ними того, что увидел в глазах Лауры, когда она смотрела на вас.

Мне пришлось отвернуться и откашляться: стыдно было расплакаться перед Джошем. Он молчал, пока я доставала из сумочки бумажную салфетку и сморкалась. Потом он улыбнулся мне в зеркале одними глазами.

— Давайте еще по бокальчику, — предложил он. — Хочу поднять тост за свою тещу.

На прошлой неделе у меня так заболело в груди, что пришлось обратиться к врачу. Получив результаты множества анализов, врачи пришли к выводу: ангина. А еще высокое давление. Кто бы мог подумать. Говорят, что для женщины моего возраста это нетипичное явление, но мой отец умер очень рано от сердечного приступа, поэтому я попадаю в зону риска. Иногда так случается. Теперь мне придется всячески заботиться о состоянии своего здоровья. Врачи уверяют, что при соблюдении диеты, выполнении упражнений и нахождении под медицинским наблюдением, я проживу долгую жизнь.

Я постоянно возвращаюсь к нашему с Джошем разговору. Я почему-то понимаю, что врачи ошибаются. Мне мало осталось. Я говорю не о том, что чувствую себя плохо. Бóльшую часть времени я чувствую себя хорошо. Но, как сказал Джош, иногда хватает одного взгляда, чтобы понять.

Вчера ночью я порылась в шкафу, в вещах, которые забрала со склада после того, как Пруденс вернула мне мою музыку. Достала пакет «Любовь спасет день», куда скидывала старые газеты и журналы, и в самом низу нашла побитую металлическую коробку, которую мне удалось отыскать на развалинах нашего дома. Я не сразу ее открыла. Старые сломанные вещи неохотно делятся своими секретами. В недрах этого маленького «сейфа» лежал красный ошейник, который мистер Мандельбаум купил для Хани утром того дня, когда снесли наш дом. Я повязала его на шею Пруденс и пообещала ей:

— Завтра я куплю тебе бирочку, где будет написано «Пруденс». И, наверное, попрошу Шейлу, которая живет ниже, чтобы она нас сфотографировала вместе. Что скажешь, малышка? — Я зарылась пальцами в ее загривок, а Пруденс прижалась головой к моей руке и заурчала.

Теперь я понимаю то, что Лаура поняла, когда, рискуя жизнью, спасала кошку: любовь есть любовь, и неважно, ходит она на двух ногах или на четырех лапах. Когда-нибудь Пруденс полюбит Лауру. Пруденс будет любить ее тогда, когда ей будет казаться, что больше никто ее не любит. Она заставит Лауру смеяться, когда никто другой не сможет вызвать у нее даже улыбку. Пруденс принесет мою любовь к Лауре в ее новый дом, в ее новую жизнь. Она принесет Лауре и мои воспоминания — воспоминания о четырнадцати годах любви, музыки и жизни, слишком хороших, чтобы разрушить их за один день, пусть даже поистине ужасный. Она поможет Лауре опять найти дорогу к этим воспоминаниям — о нас, о Хани, о Мандельбаумах, тоже любивших ее, о днях, проведенных в пыльном магазине грампластинок, когда в жизни не было ничего важнее, чем мать и дочь, — мы чувствовали себя самыми счастливыми, будучи вместе. Она принесет с собой любовь, которая никогда не умрет, хотя и приобретет другие формы.