Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А третий вообще ни на кого не походил. Ну, может, на Вия — чугунный, плотный, плечистый. Мощный нос перебит, сросся неровно, криво, на плечах ватная телогрейка. Алехин таких не видел сто лет.
— Ну, возьмешь?
— Не возьму.
— Ты же не за так берешь, — упорствовал маленький. — Ты за деньги.
— А я и за так не возьму.
Конечно, Алехин мог бы что-то приврать, подкинуть что-то такое сильное, обвести козлов вокруг пальца, но Верочка твердо предупредила его — не врать! Даже установила испытательный срок и близко к себе Алехина не подпускала. Срываться из-за таких козлов? Жалко. Соврешь, а волны далеко пойдут. Известно ведь, начнешь с мелочей, с истинной правды — ну, скажем, служил на флоте. А потом почему-то из сказанного тобой как-то само собой выходит, что ты не просто служил, а выполнял тайные приказы правительства. Или заметишь, что, мол, живу в домике под снос, правда, в самом центре города, а получается, будто он, Алехин, в ближайшее время получает элитную двухуровневую квартиру со встроенным гаражом.
А неадекватная информация быстро доходила до Верочкиных ушей.
С Верочкой у Алехина поначалу складывалось все хорошо, прекрасно. Как увидел ее в приемной у начальника телефонной связи, так в тот же день позвонил. Не мог не позвонить. Он таких, как Верочка, раньше не встречал. Лицо овальное, гладкое, нежная кожа блестит, волосы волнистые, глаза лесные, зеленые. И Верочка Алехина тоже сразу отметила, выделила из толпы. Не могла не отметить, не могла не выделить. Рост почти средний, глаза неуверенные, всегда не знает, куда сунуть руки — то ли в карманы, то ли под мышки.
Правда, доброжелательный. И врет много.
В первый день Верочка еще не знала, что Алехин врет много, а сам Алехин считал, что вранье — не повод для ссор, это ерунда, чепуха, раз плюнуть. Но увидев, как Верочка начинает поджимать губки, Алехин решил: раз так, он с враньем завяжет. Теперь точно завяжет! Верочка еще ни слова не произнесла, а Алехин решил: завяжет он теперь с враньем.
И действительно.
У него домик маленький деревянный на снос, зато в самом центре города, рядом с драматическим театром. И садик при нем в три дерева. Без малого семь лет обещают Алехину двухкомнатную квартиру в центре, посносили уже всех соседей, а до его домика никак руки не доходят. Алехин при первом свидании издали показал Верочке домик. Вот, дескать. По-настоящему перспективный. Двухкомнатная квартира светит. А Верочка пожала круглым плечиком: «Ой, Алехин, так я же на твой домик смотрю каждый день!»
Оказалось, Верочка живет в новой девятиэтажке напротив.
Понятно, Алехин смутился. Маленький домик хоть и стоял под боком у драматического театра, но стоял на пустыре, рядом с новостройкой, а значит, был открыт для обозрения, и Верочка каждый день могла видеть, как Алехин наведывается в туалет. А туалет вроде скворешни. Даже отверстие вырезано в дверце, как сердечко.
Алехин, понятно, не удержался.
Сказал:
— Пошли ко мне, Верочка. Посидим, поговорим, музыку послушаем. У меня дома кофе есть. Маулийский.
На самом деле он не знал, существует ли такой сорт, но прозвучало красиво. Верочка даже покраснела, услышав про маулийский кофе, и отказалась. Да и как идти, если деревянный домик Алехина с такими неслыханно простыми удобствами открыт глазам всех Верочкиных соседей?
Но если честно, Алехин Верочке почти не врал.
— Вот, — начал он, — зовут меня Алехин. Пусть трудно мне, пусть нехорошо говорить такое, но тебя сказать обязан…
Верочка затаила дыхание.
— Трудно такое говорить вслух, но я скажу… Понимаешь, необычная у меня профессия…
От напряжения Верочка рот открыла. И тогда Алехин брякнул:
— Агент я!
А Верочка, дура, сама, именно сама, красивой своей нежной ладошкой закрыла Алехину рот. Не надо, дескать, ни слова не говори больше! Я все понимаю! Ты, наверное, давал подписку о неразглашении. Я заметила, ты держишься не так, как все. Я видела, как свободно ты входил к начальнику телефонной связи. С моим шефом, Алехин, так свободно, как ты, никто никогда не разговаривал.
Короче, не дала Алехину говорить.
А потом обиделась: почему врал?
А он не врал. Зачем ему врать? Ну, агент. Что плохого? Не первый и не единственный. Зато опытный и знающий. Его ценят в Госстрахе. Он зарабатывает неплохо. У него интересные клиенты. Например, пенсионер Евченко. Или крупный математик Н. По вредности пенсионер Евченко первый в мире, а научные труды математика Н. печатаются в развитых странах мира. В странах средне — и малоразвитых научные работы математика Н. пока не печатаются, но и там до них дойдут, разберутся. Прогресс не стоит на месте.
А Верочка, дура, как узнала, что Алехин не тайный агент, а всего лишь агент Госстраха, ударилась в слезы. Ей, наверное, было бы гораздо приятнее узнать, что он, Алехин, вовсе не просто опытный, вовсе не просто ответственный агент Госстраха, а самый настоящий тайный агент какой-то особенно недружественной, даже враждебной страны. Тогда бы она, дура, смогла страдать, смогла бы понять и простить Алехина. А может, сжав чувства в кулак, сдала бы куда нужно.
А агент Госстраха…
Ну что такое агент Госстраха? Куда сдашь простого, хотя и опытного агента Госстраха? Подумав, Верочка определила Алехину испытательный срок. «Даю тебе месяц. Если за это время ты ни разу не соврешь, удержишься, приучишь себя к нравственной дисциплине, сам увидишь, какой интересной станет жизнь».
А что в такой жизни интересного? Как можно жить, совсем не привирая?
Тяготясь отлучением, Алехин звонил Вере и говорил в трубку таинственно и печально: «Это я, твой последний романтик». А Верочка печально отвечала: «Врунишка». И в ее произношении самые обычные слова вдруг обретали волшебный смысл.
Но кое-что Верочка одобряла. Например, Алехин читал серьезную литературу. Верочка была глубоко уверена, что книги всяких там Стругацких и Прашкевичей, Штернов и Бабенков до добра не доведут. Какой-то «Пикник на обочине» (пьют, наверное), «Костры миров» (это еще о чем?), «Записки динозавра» да рассказы с матом, какой услышишь только на улице. Какие динозавры? Разве динозавр мог писать? Зачем ненормальные книжки нормальному человеку?
Но однажды Верочка встретила Алехина на улице. Он нес книги в букинистический магазин. Понятно, те, которые читать не мог и не хотел. А Верочка обрадовалась: «Ой, Алехин, наконец ты купил серьезные книги! Какой молодец! Ох, тут даже Пришвин! Я его книжки читала в детстве. У него все больше про зайцев. Большой, трагический писатель. Ты растешь у меня, Алехин! Я тобою горжусь!»
А чего гордиться?
Алехин вовсе не купил книгу Пришвина.