— Эндрю Ультрамонтан, нарисовал? — как-то непонятно обратился он ко мне.

— Эээ… так точно, тщщ каплейт, — в недоумении ответил я, гадая, что бы это значило.

— Ухх, м…я, в лучших традициях штабной культуры и тактической графики, — восхитился командир, — давай ко мне в каюту. Я там на стол выложил пакет с кофеем молотым, турку, сахар — вскипяти мне водицы на побриться! Заодно кофия завари. Могёшь?

— Точно так! Дома варил в медной джезве.

— От оно и хорошо, а я, наверно-то, шкиперскую бороденку отращу, — почесал он начинавший зарастать рыжей щетиной подбородок, — кто был, пока я дрых?

— Связюки «комсомольца» не пустили, он с газетами рвался…

— А и не хрен тут ошиваться.

Я принес пакет с бритвенными принадлежностями и зеркалом, маленькую медную турку и кофе. Интересно, как отнесется капитан-лейтенант к тому, что я воду буду кипятить самодельным кипятильником из подковок.

— Тащщ каплейт, на печке вода наверно будет… эээ… долго закипать…

— Ну так кипятильником своим кипяти, на мозги мне не капай, — ответил Поповских, разбирая бритвенные принадлежности, доставая помазок и стаканчик для мыльной пены.

Вот дела! Оказывается, знает про кипятильник. Интересно, откуда?.. Вода вскипела. Я отлил кипятка в специальный стаканчик и сполоснул турку. Насыпал сперва на дно горку молотого кофе, потом сахара и поставил на печку. Капитан-лейтенант, приготовляя мыльный раствор, с интересом наблюдал за моими манипуляциями. Я же начал потихоньку трясти турку, ожидая, когда начнет плавиться сахар и смешиваться с молотым кофе. Сахар запузырился и начал приобретать коричневый оттенок и смешиваться с кофеем. Вместо кипятка я залил холодную воду и снова стал ждать. Вода вскипела и запузырилась по краям кофейной шапки. Я резко убрал турку с печки, подождал, когда осядет пена, и повторил свои манипуляции ровно три раза. По палатке поплыл непереносимо вкусный свежесваренный кофейный аромат.

— Ишь ты, — восхитился, скребя шею и осторожно выбривая место в районе подбородка, каплейт, — в первый раз вижу, чтобы так варили. Запах хороший, вкусно должно быть?

— Точно так, тащ каплейт, — я сглотнул слюну и, аккуратно стараясь, чтобы не попадались размолотые зерна, перелил кофе в кружку. Аромат стал еще более пьянящим. Кофе получился темно-коричневый со светло-бежевой пенкой.

Каплейт добрился, оставив на бороде и бакенбардах поросль рыжей щетины. Плеснув одеколоном на ладони и растерев лицо, Поповских довольно крякнул и вытер полотенцем шею.

— Давай кофе! Ух и запах… Да не смотри так жалобно, как срущий песик. Себе тоже можешь одну турку — но не больше! — сварить… Эх, щас бы…

— Тащ каплейт, ваша трубка, — тут же появился как из ниоткуда Смирнов. Вот гад! Про кофе унюхал и теперь тоже наверняка захочет ко мне присоединиться.

— Ох ты! Откуда такая прелесть? — восхитился каплейт, беря в руки трубку, осматривая её и даже принюхиваясь. — Из вишни, что ли?

— Так точно! На ПХДэ, на камбузе полевом несколько чурок было сухих, я одну взял, с неё вырезал.

— Хех, ну давай в мою каюту! Табачок на столе лежит, давай, набивай! Знаешь как?

— Да, у меня отец трубку курил…

— Ну, давай, услужил… От моего имени тебе одно ненаказание, — схохмил Поповских и отхлебнул кофе.

— Ууу… Эндрю, тебе тоже одно ненаказание! И связисту кофе не забудь налить, — отхватил и я кусочек командирского благоволия.

Вскоре мы со Славой осторожными глотками, сидя у входа, смаковали обжигающий кофе и исподтишка наблюдали за каплейтом. Поповских — со своими зализанными назад волосами, бритым затылком и висками, с куцей рыжей бородёнкой, в одной тельняшке и шортах, попыхивающий трубкой, попивающий кофе и одновременно читающий газету, — был похож на какого-нибудь торгового английского капитана прошлого столетия. Вскоре капитан переоделся в камуфляж, повесил на бок командирский планшет, засунул в него аккуратно свёрнутую по всем правилам карту, убыл на ЦБУ. Мы со Смирновым бухнулись на шконки досыпать. Мне почему-то снился Зелёный, ворующий капитанский кофе и жующий его в сухомятку. Так я и спал, проснувшись ближе к вечеру и пропустив обед. Хорошо, что пайки мы получали так же, как и на корабле, в термосах и обедали в расположении группы. На меня и на связиста оставили котелок с борщом, котелок с макаронами по-флотски, несколько кусков хлеба и фляжку с компотом. Благодаря печке ничего не остыло, и мы поэтому с аппетитом пообедали. Пока каплейта не было, я в его же турке из его же кофе сварил еще одну порцию, которую мы разделили со Славой. В палатке, кроме мирно дремлющего возле печки «Киева», никого не было. Очнулся он только на запах кофе, поводил носом, что-то хрюкнул, подкинув в печку дровишек из ящика, с хрустом потянулся.

— Где остальная братва? — начал я расспрос проснувшегося разведчика.

— Да четверо со связистом в секрет на берег с Федосом убыли, остальных на рабочку куда-то загнали — какое-то место для заслушивания делать. Ты, кстати, за старшего. Наш Поп сегодня опять с вэдээсниками работает.

— Что, задача появилась?

— Да по нам молчок. Вторая рота сейчас до хрена выставляет, всех, кто вернулся, подтянули, мичманцы и старшины за командиров. У них тут уже купола привезенные. Колонна еще одна пришла — по ходу, парашютным кинут, а мы, м…я, то на рабочку, то на секреты.

В палатке хорошо — тепло, светло и магнитофон играет. А всё-таки на задачу в составе группы уж очень охота. Неужто эти грандиознейшие учения мы просидим как вспомогательное подразделение. Будем охранять, обеспечивать вывод и работать на всех подряд. Обидно как-то. Зря нас, что ли, гоняли и готовили. Хотя мне нет смысла обижаться: я уже с минерами успешно сходил, да и наши на выводе на вертолётах поработали, но всё равно это не то. Зачем я тогда подписывал карту для нашего командира группы, он ведь на ней что-то потом наносил. Мы ведь с Федосовым заполняли какие-то списки, черкали какие-то графики. Все зря, выходит? Вот в такой неспешной обстановке мы и провели четыре дня. С утра бегали вокруг расположения временного лагеря. Тренировались в стрелковых тренировках. Я с Зеленовым попеременно ходил старшим в секреты. Вторая рота, говорят, вся успешно десантировалась и начала работать против войск военного округа, участвующего в учениях. В один из таких дней во временный лагерь прибыли какие-то интересные моряки не из нашей части. Достали какие-то ящики, поставили себе отдельную палатку и огородились колючкой. Кто такие? Да и хрен с ними, на том бы любопытство и угасло — происходило много вещей поинтересней. Однако вечером на инструктаже прибрежных секретов от заступающего дежурным старлея я узнал, что с моей подгруппой в секрет заступает несколько вновь прибывших незнакомцев. На развод они пришли в черных робах без знаков различия, без оружия, но с огромными брезентовыми рюкзаками за спиной. Тоже какие-нибудь водолазы-минёры, наверно от нашего раздолбанного пирса в море пойдут. Достанут из рюкзаков какую-нибудь чудо-технику да как помчатся по волнам, пугая касаток и ПДССников из ОВРы. Хотя, какие они минеры. Ни ростом, ни статью не вышли. Наши-то вон какие лоси здоровенные и рюкзачищи таскают килограмм под пятьдесят весом. Эти же уж больно какие-то хлипенькие. До пирса они с нами так и не смогли дойти самостоятельно. Рухнули на дорогу, тяжело дыша и высунув языки.