– Ты чё? – скрипел он. – Чё удумал?

– А? Извини, задумался, – ответил я и с сожалением увидел, что волоку оба ящика, как мул. Твою мать!

– Это я заметил. А о чём?

– О Лошади.

– О как! И что ты так резко в нём понял?

– Я вот всё не понимал, что меня в нём так раздражает? Аж до трясучки. А он, оказывается, человек-зеркало. Хамелеон. С кем ведётся, в того и оборачивается.

Ротный заржал. Чудно. Как ржавой калиткой быстро-быстро крутят.

– Ты только понял?

– Смешно, да? Да, только и понял. Нянчился с ним, как с человеком. Думал, что дурачок, бывает. А он – пустышка. Нет в нём ничего. Никто в него не смотрит – никого там нет.

Почему от моего же «отражения» меня же и трясёт – другой вопрос.

– Пустой человек, – кивнул ротный. – И хрен на него! Там немца зажали в мехмастерских. Мы его зажали – он нас. Прямо пат!

– А я думаю – что это ты сам гранаты волочешь? Не барское дело.

– Мы и не баре, – махнул рукой ротный. – Гранатами пробьёмся.

– К городу подходим. Там, прежде чем шаг ступить – гранату перед собой. Прикинь, какой расход!

– Верно, – кивнул ротный, – рапорт уже отправил. Вечерком ещё накатаю. Слушай, Дед, а давай я тебя на взвод поставлю?

Смотрит на меня. Ждёт реакции.

– Нет, гражданин начальник. Не ставь. Взвод мне в тягость. Удел пастуха сильно меня свяжет. Не смогу оказаться в нужное время в нужном месте. Вольным стрелком я тебе больше навоюю. А то будешь сам ящики таскать.

– Ну, как знаешь. Хотя жаль! Насильно мил не будешь. А таскать нам не привыкать. Я в биндюжниках начинал.

– Чё это такое? А-а, вспомнил. «И все биндюжники вставали, когда в пивную он входил».

– Так что, мы не баре. И высшее так и не успел получить. Со второго курса – на курсы «Выстрел». Вот, воюю.

– А на кого учился?

– Астронома.

Я не удержался, заржал. Ротный обиделся.

– Слушай, у тебя сын есть? Нет? Как родится, назови его Понтий Пилат.

– Это зачем?

– У него отец тоже был звездочётом.

– Да пошёл ты! Счетовод!

Я даже не стал спрашивать, откуда он знает? Ротный Катях всё видит. Он звезды считает – что ему люди? Как дважды два.

– Извини, не ожидал. Хорошая профессия. Нужная. Правда, не ожидал.

А вот тут уже плотненько стреляют. Поставил ящики, вскрыл один, стал снаряжать и распихивать гранаты по нычкам – три в противогазную сумку, две в карманы на разгрузке, две – за пояс, две – в левую руку. В правую – винтовку. Ствол – на локоть левой.

– Пошёл я, гражданин начальник. А то сегодня я в отстающих. Ни одного немца! А мне надо ещё и за того парня…

Тут и было метров тридцать-пятьдесят. Попробуй, пройди их под огнём! Бойцы залегли среди обломков мехдвора. Немцы – за стенами мехмастерских. Здание сильно разбито, крыши нет. Но толстые кирпичные стены их надёжно укрывают. И пушкари наши бессильны – мы слишком близко. Тут танк нужен. Но вон из двух пробоин рябые стволы ПТО торчат.

Ползу, перекатываюсь, ползу, прыгаю, перекатываюсь. Ползу. Нос и рот – забиты кирпичной пылью. Тьфу! Даже не сплёвывается – слюны нет.

Пули летают так близко, что дёргают меня за одежду. Страшно до слабости в животе. Мы у немцев как на ладони.

Перед лицом пуля бьёт в кирпичный обломок, выбивает красное облако и с противным жужжанием уходит около плеча мне за спину. У меня аж ступор настал, как от разряда электрошокера. Справляюсь с собой, откатываюсь вправо, где за большим обломком кирпичной кладки воет боец-штрафник, обняв винтовку. Судя по носу – из библейского народа.

– Шалом, – говорю ему. А у самого кишки трясутся.

Он меня не слышит. Воет на одной ноте, зажмурившись. Молодой совсем. Испугался. Бывает! Вижу у него за ремнём гранату. Забираю. Он не то что не против – не заметил даже. И дело не в том, что он еврей. При чём тут генетика вообще? Да и плохой он еврей. Такой еврей уже не еврей. Если сидит сейчас под огнём, ревёт, потерянный, но не в тылу же! Не на складе, учётчиком, не в хлеборезах, не в охране стратегически важного сортира в Свердловской области, а в штрафниках, да ещё и в первых рядах! Какой он еврей? Видно, что парень вообще не особо бывал в боях. А в такой передряге вообще не приходилось. Когда пули идут сплошным роем, со всех сторон – пальба, пулемёты немцев – задавили. Вот и свернулась для него реальность не то что в овчинку – в овечий шоколадный глаз размером – стал для него мир! Если выживет, в следующий раз уже спокойнее воспримет. Увидит, что пули не идут сплошным потоком, что есть просеки, просветы. Что можно выглянуть, стрельнуть и даже пройти. Я же прошёл. Так для меня это не то чтобы первый бой, даже не первый смертельный. Работа у меня такая. Опасная, но привычная. Выживет – поймёт – сможет. Удачи, пархатый!

Пихаю гранату в карман штанов, перекатываюсь через левый бок, выглядываю у самой земли. В мою сторону смотрит кончик ствола с мушкой прицела из пробоины в кирпичной кладке. Убираю голову, тут же пуля звонко шлёпает по земле, выбивая ком мерзлой утрамбованной площадки мехдвора.

Слышу рокот «дегтяря». К нему присоединяется заливистый «максим». Сквозь их дуэт слышу матерный рэп ротного. Опять выглядываю – ствола нет, зато рядом с пробоиной много свежих рытвин, наковырянных пулями.

Подбрасываю тело, толкаюсь ногами, но поскальзываюсь, падаю, больно, грудью и лицом на обломок стены – руки заняты винтовкой и гранатами. Опять поднимаюсь, опять буксую, но в этот раз бегу. Прямо вперёд. На целых пять метров! И падаю за искорёженным мехплугом. Тут же по нему – пули. С визгом, искрами. Что того плуга? Ажурная конструкция из перегнутых взрывом железяк! Боюсь дышать, жду обжигающей боли. Нет ничего. Я, мать её, счастливчик!

Вскакиваю, два прыжка по диагонали прямо-налево, лечу вперёд – в полёте – ещё полтора метра. Плюхаюсь на живот. Вся эта металлическая амуниция в разгрузке – больно впивается в рёбра. А если бы не наговор витязя из сна? Ребра на куски?

Когда прояснилось в глазах, увидел, что кирпичная кладка стены уже нависает надо мной. Ползу. Поднимаю корпус. Сажусь спиной к стене. Перевожу дух, улыбаюсь. Ротный, а я дошёл!

Прямо над головой звонкий выстрел. Вскидываю голову. Винтовка. Хватаюсь за цевьё, дёргаю наружу. Не проходит, застряла. Резко дёргаю вниз.

Я! Я! Я сломал винтовку! Деревянное ложе – лопнуло, ствол – загнулся. Вот силы мне пришелец накачал!

Толкаю винтовку назад, освобождая дыру, туда же пропихиваю гранату, падаю, перекатываюсь. Вот ещё дырка. И туда гранату. После сдвоенного взрыва поднимаюсь на колено, смотрю на стену – где у вас тут технологические отверстия – гранатоприёмники? А?

Вау-вау-вау! Дырчатый кожух газонокосилки МГ! Жаль прямо калечить его. Хватаюсь за кожух, дёргаю наружу. Если он на станке – дохлый номер! Рука пылает болью – ожог! Но пулемёт вылетает, как пробка из шампанского. За ней две руки и голова пулемётчика. Бью гранатой ему по шее за срезом каски, и эту же гранату – скатываю ему по спине за стену. Падаю. Взрыв. Немец-пулемётчик падает на меня, густая красная жижа с его ног льёт на меня, пачкая мои штаны.