Вышедший Айболит, что на дереве сидит – вот кто реально живодёр! В крови с ног до головы, красные глаза маньяка смотрят маниакально в точку, ничего не видя. Лицо бело-синюшное. Окровавленными по локоть руками хлопает себя по одежде, укрепляя себя в образе актёра трэш-ужастика.

Наконец, я догоняю, что он курево ищет. Не, не живодёр он. Человек. И ему это нелегко даётся. Достаю свою спиртовую флягу, наливаю в колпачок, беру доктора Живаго за подбородок, пальцами раскрываю ему рот, вливаю спирт. Кашляет, стеклянный блеск глаз пропадает. Осмысленным взглядом смотрит на меня:

– Охренел! Мне ещё сколько операций!

– Тут пять капель. А если с катушек слетишь? Покури лучше, Айболит. Отпустит. Потом пойдёшь дальше ноги пилить.

Даже его передёрнуло. В глазах Айболита опять блеснуло. В этот раз не стеклом – влагой.

– Наркоз ещё вчера кончился. И спирта уже нет. Не могу я больше!

– Так, Живаго, я тебе не исповедальник, чтобы мне плакаться! Ну, соберись, боец! На, ещё хлестани!

– Нельзя мне! Я же непьющий. Развезёт. А там – люди.

– Давай сюда, – отобрал я у него пачку папирос. Вымажет всё в крови, её, кровь, и курить будет. Выбил ему папироску, «сломал» мундштук, как принято, прикурил, сунул в рот доктору.

– Лучше? – спросил его.

Он кивнул, с наслаждением затягиваясь. Пачку сунул обратно ему в карман.

– Ну, бывай, Айболит. Не скисай. Бой только начался.

– Покури моих, боец!

– Бросил! – крикнул я ему, помахав ручкой, типа – пока-пока!

Попадёшь в руки такому вот аспиранту-интерну! А альтернативы нет. Армии нужны сотни тысяч врачей, медперсонала. Не было столько у молодого советского государства. Всякие профессоры Преображенские, тот ещё типчик себе на уме, гордо сделали ручкой, как я сейчас, да и уплыли на пароходе в забугорье. Возможно ли взамен подготовить за двадцать лет сотню тысяч квалифицированных хирургов? Нет. Тысячу – может быть. Сотню тысяч – нет. А от каждого из этих коновалов со скальпелями наперевес зависят жизни и судьбы миллионов бойцов. А он просто студент. И не имел опыта операционной работы до войны. Теперь этого опыта – завались. И ещё сегодня навалит. Может быть, и можно было спасти ногу тому бойцу. Если бы он был один. Можно было бы собрать осколки кости, наблюдать. Но нет антибиотиков, нет лекарств. Наркоза, тупо, нет. Если не отхреначить по сустав – умрёт от гнили. Сгниёт. И не все умеют жить с гангреной, как я. Обычно это смерть. Мучительная.

А антибиотики уже есть. Уже промышленно производятся. В САСШ. Но они их – нам – не продают. В Германию, через латиносов аргентинских, продают. А нам – нет. Союзнички, гля! С такими друзьями и враг не нужен. У них, по «рядовому Райану» судя, на поле боя капельницы ставят. У нас – бинты стирают мылом для повторного использования. Не потому, что у нас не умеют. Нет ничего! Фармацевтическая промышленность – та же химическая промышленность, если не сложнее. А у нас все 1920–1930-е годы – блокада. Санкции. Будто мало нам разрухи гражданской бойни! С нами торговала только Германия, и то только до Гитлера. У остальных санкции. А Самому – не разорваться. Не преодолеть, как ни старайся, отрыва в высокотехнологических отраслях. За время смуты, революций и хаоса гражданской войны все против всех страна была отброшена так далеко назад, что за две-три пятилетки не догонишь. Никак! Вот и нет у нас ни химии высокотехнологичной, ни электроники, ни логистики. Не могли мы нашлёпать нужного количества грузовиков. Физически не могли. Когда в СССР появилось промышленное моторостроение? Автомобильная промышленность? Десять лет назад. Только десять лет! А у наших заклятых «друзей»? Вон, даже немцы, несмотря на то что автомобилестроение фишка нации, и то не стесняются массово использовать чужую, не немецкую технику. Не хватает своей. А у нас откуда возьмётся?

Да ещё и умники-маршалы. Сотню тысяч лёгких танков мне дай! За десять лет – сотню тысяч! Лучше бы они сотню тысяч тракторов сделали, чтобы не лошадьми землю пахать. И миллион грузовиков. Расходы сопоставимы. И стоит теперь эта сотня тысяч ржавых памятников гигантомании и маразма по всей западной границе СССР.

Тухачевский. Паркетный маршал. Кремлёвский мечтатель. А как грязью вымазали вылезших из мужиков, с самых низов маршалов Кулика и Будённого? Ретроградами их назвали. За что? За то, что они со всей своей мужичьей непосредственностью, которая «На хрена козе баян?», сразу просекли, что формировать разом одиннадцать мехкорпусов – штаны лопнут. Просили – последовательно, по одному формировать, учиться на ошибках. Они выступили не против танков, а против охального и поголовного сокращения конницы. И кто оказался прав? Ни один из мехкорпусов так и не был достроен, конницы – нет. Подвижных соединений – нет. Конные корпуса создают заново уже во время войны. Ретрограды? Или дальновидные стратеги? Эти мужичьи маршалы оказались правы, но так и вошли в историю как недалёкие туповатые выскочки «от сохи». А вся их вина в том, что они не скрывали свои взгляды, а со всей коммунистической настойчивостью пытались образумить «элитку» РККА, расстрелянную только перед самой войной. Слишком поздно расстрелянную.

Ладно, на других плевать – приятно, конечно, но надо бы и самому что-то полезное для Победы сделать. За себя и за того парня. Моя дневная норма не выполнена. Ни одного подтверждённого трупа! Разгильдяй! А ещё и замахнулся на высокое звание маньяка-живодёра! Как там Твардовский говорил: «Так убей хоть одного!» Да, его бы в двадцать первый век! Вот бы его рвало вчерашним ужином! А как бы его заклеймили позором интернет-блогеры! С его твердыми взглядами – в век мягкотелых полусладких людишек!

Ха! Ротный. Два ящика тащит, согнувшись, как гоблин. Подхожу, закидываю винтовку на спину, подхватываю ящики за другой конец. А ротный вдруг их отпускает. Падает вперёд, на спину, в падении изворачивается, сумел перекинуть ППС, целится в меня.

– Я, конечно, физическую подготовку оценил, – говорю я. – Но зачем?

– Тьфу на тебя! Напугал!

– Да что ты плюёшься постоянно! – возмущаюсь я, вытирая штанину. – Тебя не Катяхом надо было нарекать, а Кэмелом.

– Чё? – удивился ротный, берясь за протянутую руку.

– Верблюдом.

– А-а! Ты где был?

– Пиво пил, – ответил я. Автоматически. Я же из девяностых. Была такая вирусная реклама.

– Чё? Где? – насторожился ротный. Да, пиво сейчас это мечта! Какое пиво, если в хлеб идут даже опилки, не то что ячмень или овёс.

– Шучу, извини. Лошадь в лазарет отвёл.

– Отвёл? Я видел, как его ранило. В сердце.

– У него сердце с другой стороны. Зеркально.

И вдруг замер. Зеркально! Вот в чём дело! Вот что меня в нём постоянно напрягало!

– Ты чё, замёрз? – проскрипел недовольно ротный. – Потащили!

Я так же автоматически, не задумываясь, подхватил оба ящика, закинул их на плечи и пошёл. Ротный рот и разинул. Покачал головой и побежал следом.