Миссия Раббана Бар Саумы началась с паломничества в Иерусалим, но когда он добрался до Багдада в 1287 году, его руководство направило его в Европу. Он посетил монгольского Ильхана в Персии, византийского императора Андроника II Палеолога в Константинополе, Коллегию Кардиналов в Риме и французского короля Филиппа IV в Париже. Он преподнес письма и подарки каждому монарху на своем пути, и при каждом дворе он оставался на несколько недель или даже месяцев. В это время он осматривал достопримечательности и встречался с учеными, политическими деятелями и официальными представителями церкви, чтобы поведать им о Великом Хане Монголов, его подчиненном Ильхане и об их стремлении к мирным отношениям с внешним миром. Когда он уже ехал назад, Римский папа Николай IV пригласил Раббана Бар Сауму принять причастие на католической мессе; и затем, в вербное воскресенье 1288 года, Папа собственноручно причастил посла монголов.

Хотя коронованные особы Европы радушно приняли Раббана Бар Сауму, многие прежние послы не могли добиться даже единственной аудиенции у них. Уже в 1247 году, во время правления Хана Гуюка, Матье Пари пишет о послах монголов, которые прибыли к французскому двору. Летом следующего года еще «два посланника приехали от татар, посланные к Его Святейшеству Папе их князем». Раньше европейские чиновники, казалось, боялись раскрывать какую бы то ни было информацию о монголах. Пари пишет, что «цель их прибытия хранится в секрете от курии, она неизвестна клеркам, нотариусам и всем прочим, даже личным знакомым Папы». В 1269 году, когда братья Поло возвратились из своего первого путешествия в Азию, они принесли Папе просьбу Хана Хубилая послать к монголам сто священников, которые могли бы разделить свое знание монгольским двором.

Привыкший к религиозной свободе в Монгольской империи Раббан Бар Саума был удивлен, обнаружив, что в Европе царит только одна вера. Но его особенно поразило то, что религиозные лидеры в Европе обладали такой огромной политической властью над народами и даже вполне мирскими полномочиями, которые непосредственно влияли на обыденную жизнь людей. Будучи христианином, он, конечно, одобрял всевластие своей веры в Европе, но был поражен контрастом, который представляла европейская религиозно-политическая модель по сравнению с монгольской.

Несмотря на то, что его открыто и радушно приняли в европейских столицах, Раббан Бар Саума добился ненамного большего, чем прежние послы: он не смог заключить договор ни с одним из европейских монархов или официальных представителей церкви. Его единственным успехом стало то, что он сумел добиться от Папы обещания посылать учителей к монгольскому двору, о чем Хубилай уже неоднократно его просил. Потерпев в своей дипломатической миссии неудачу, Раббан Бар Саума возвратился ко двору Ильхана в Персии, и поведал обстоятельства своих странствий, которые были записаны на арамейском языке как «История жизни и путешествий Раббана Бар Саумы, Посланника и Полномочного представителя монгольских Ханов при королевских дворах Европы». Само путешествие Раббана Бар Саумы и то, что он причастил английского короля и даже сам принял причастие лично из рук Папы Римского, отлично показывает, насколько монголы изменили мир за пятьдесят лет, прошедших с тем пор, как их войска вторглись в Европу. Цивилизации, которые раньше были отдельными мирами сами в себе и в значительной степени оставались неведомы друг другу, стали частью единой межконтинентальной системы связи, торговли, технологии и политики.

Вместо того чтобы посылать в другие страны верховых воинов и ужасные осадные орудия, монголы теперь послали скромных священников, ученых и послов. Время монгольских завоеваний закончилось, но эпоха Монгольского Мира еще только начиналась. Благодаря тому, что монголы принесли мир и процветание стольким землям и царствам, западные ученые позже называли четырнадцатое столетие Рах Mongolica или Pax Tatarica.

Монгольские ханы теперь стремились при помощи мирной торговли и дипломатии создать те торговые и дипломатические связи, которых они не моги добиться силой оружия. Монголы все еще стремились к достижению своей великой цели — объединения всех людей под Вечно Синим Небом.

Коммерческое влияние монголов распространялось намного дальше, чем их военное присутствие, и переход от Монгольской империи к Монгольской корпорации произошел уже во время правления Хана Хубилая. В XIII–XIV вв. монголы поддерживали торговые пути, идущие через всю империю. Они создали сеть станций на этих путях на расстоянии 20–30 миль друг от друга. На этих станциях можно было получить ездовых животных, а также проводников, которые могли провести караван через труднопроходимую местность. Марко Поло, который жил при монгольском дворе в то же время, когда Бар Саума был в Европе, часто использовал такие монгольские станции в своих путешествиях. Вероятно, несколько преувеличивая, он пишет, что они были «прекрасны» и «роскошны», потому что там путешественнику предоставляли «шелковые простыни и прочие роскошества, подходящие больше королям». Для развития торговли на этих маршрутах монгольские власти создали некое подобие паспорта и кредитной карточки. Монгольская «пайза» представляла собой пластину из золота, серебра или дерева, размером больше ладони, предназначенную для ношения на шее или на одежде. В зависимости от материала и изображенных на ней символов, таких как тигры или соколы, неграмотные люди могли узнать о чине путешественника и таким образом предоставить ему соответствующий прием. «Пайза» позволяла своему владельцу свободно путешествовать по всей империи и быть уверенным в защите, жилье, перевозке и освобождении от местных налогов или обязанностей.

Расширение и улучшение торговых путей не были вызваны только идейным стремлением монголов к торговле. Скорее это произошло благодаря глубоко укоренившейся системе долей «хуби», которую укрепил в монгольской племенной организации еще Чингисхан. Каждая сирота и вдова, каждый воин-монгол получал право на определенную часть всех товаров, захваченных на войне, и точно так же каждый член Золотой Семьи имел право на долю богатства каждой провинции империи. Вместо жалования, которое выплачивали чиновникам-немонголам, монгольские руководители просто получали свою долю в товарах империи, часть которых они перепродавали на рынке, чтобы выручить за них деньги или услуги. Как правитель персидского Ильханата Хулагу все обладал двадцатью пятью тысячами домашних хозяйств китайских шелкопрядов на землях его брата Хубилая. Хулагу также владел несколькими долинами в Тибете и получал долю мехов и соколов из северных степей, и, конечно же, ему принадлежали пастбища, кони и воины на родине, в Монголии. Каждый род в монгольской правящей семье требовал также свою долю астрономов, лекарей, ткачей, горняков и акробатов.

Хубилаю принадлежали земледельческие угодья в Персии и Ираке, а также стада верблюдов, лошадей, овец и коз. Армия священнослужителей постоянно курсировала по империи, проверяя качество товаров в одном месте и точность составления счетов в другом. Монголы в Персии снабжали своих родственников в Китае специями, сталью, драгоценностями, жемчугом и тканями, а монгольский двор в Китае послал им фарфор и лекарства.

Монголы в Китае, конечно, сохраняли три четверти товаров для себя; впрочем, они экспортировали значительное их количество в земли своих родственников. Хан Хубилай ввозил персидских переводчиков и лекарей, а также приблизительно десять тысяч русских воинов, которых использовал для колонизации земель к северу от столицы. Русичи остались там жить и пропали из китайских летописей только в 1339 году.