дал декан Козырьков, – сказал Станислав после минуты поиска в папке нужной бумаги. Он быстро прочитал документ и передал его Гурову. – Рост примерно сто шестьдесят – сто шестьдесят два сантиметра, глаза серые, блондинка, худенькая. Вот фоторобот.

Гуров тоже пробежал глазами документ и отдал его обратно Крячко. Потом внимательно посмотрел на фото и с задумчивым видом взял со стола еще один фоторобот и протянул оба снимка Крячко.

– Вот, посмотри сам, – сказал он. – Лица очень даже похожи. Правда, моя матушка, – Гуров постучал пальцем по одной из фотографий, которые рассматривал Крячко, – была в очках, и свидетель цвет глаз не разглядел, а волосы были припрятаны под платочек, как матушке и положено. С вдовушкой еще сложнее. Там она была вообще все время в вуалетке. Волосы же ее, как описал потерпевший Геркулесов, были светло-русые и собраны в пучок, а на голове была круглая шляпка без полей, к которой вуалетка и крепилась. Так что рассмотреть подробно личико вдовицы ему не удалось.

– Гражданка Люсенька Сакурова, – продолжил Крячко, вынимая из другой папки еще одно изображение, сделанное с помощью фоторобота, и протягивая его Гурову, – описала официантку Светлану как невысокую, худенькую женщину лет тридцати пяти – сорока, со светло-зелеными глазами, светловолосую. Длина волос – примерно до лопаток или чуть ниже. Рост женщины, по словам потерпевшей, примерно метр шестьдесят. Что же касается не внешности, а параметров и возраста мужчины, который участвовал в аферах со щенком и камнем, – Станислав внимательно прочитал документы с описанием подозреваемых, – то и рост, и возраст, и комплекция также вполне соответствуют тому, что рассказывают и твои свидетели.

– И отсюда можно сделать вывод… – осторожно начал Гуров.

– Что ты, Лев Иванович, как всегда, прав, и действовали во всех четырех случаях одни и те же люди, – дополнил слова Гурова Крячко. – Вот только как быть с внешностью мужчины? Она – везде разная. С женщиной-то все понятно – надела парик, накрасилась по-другому, плюс каблуки, очки, линзы цветные… Но у мужчины-то – борода везде разная! Не мог же он меньше чем за месяц отрастить бороду с чеховской до толстовской…

– Ну, брат, тут все как раз просто, – добродушно похлопал Гуров Крячко по плечу. – Ты забыл, что у меня Мария в театре работает? Я на ее различные преображения каждый сезон любуюсь. Она у меня то Кабаниха, то Васса Железнова… Обычный парик и грим делают из красавиц чудовищ, и наоборот. Думается мне, что наш жулик мужского пола просто менял внешность с помощью накладных бород и грима.

– Точно! – обрадовался Крячко. – Как я сам сразу не сообразил! Это надо же так повеселиться над народом – предстать пред ним в образе классиков! – хмыкнул он и стал помогать Гурову раскладывать по папкам документы и материалы дел. – Что, Лев Иванович, по домам?

– Да, но завтра выходим на работу.

– А до понедельника дела не подождут? – Крячко вздохнул. – Ты не забыл, что мы хотели в воскресенье с утра махнуть на рыбалку у нас в Митрино? Орлов уже удочки приготовил, а я все никак до магазина не доеду – новую леску не куплю. Из дома выхожу – магазины еще закрыты, домой еду – уже не работают.

– Леску я тебе завтра принесу на работу. У меня есть лишняя, новая совсем, – пообещал Гуров. – А на дачу мы с утра пораньше можем выехать. В четыре выдвинемся и к пяти как раз прибудем. Недальний свет – это ваше Митрино. Всего-то семьдесят пять километров от города. А завтра нам с тобой нужно всю Москву на уши поставить. И с агентами, и с операми поговорить, раздать ориентировки – да много еще чего. Не мне тебя учить сыскному делу.

– Тогда до завтра, – Крячко пожал руку Гурову, который уже спешным шагом двинулся к двери. – Винокурова мне так и не позвонила, – отметил он с досадой.

– Вот и сходи к ней завтра. Прямо домой. Выходной, люди дома будут. Чур, сегодня кабинет ты закрываешь, – быстро сказал Гуров и вышел из кабинета.

Станислав устало вздохнул, убрал все папки с делами, как и положено – в сейф, и, закрыв двери кабинета, отправился домой.

18

Дома Льва Ивановича ждал накрытый к ужину стол и любящая Мария, которая как раз, когда он вошел, заканчивала говорить по телефону. А может, именно приход Гурова и заставил ее быстро попрощаться с собеседником и положить трубку как раз в тот момент, когда ее муж входил в ванну, чтобы по своему обыкновению сначала вымыть руки, а уж потом идти переодеваться и садиться за стол.

– Как дела? – спросила жена, но ответ выслушивать не стала и удалилась на кухню разогревать приятно пахнувшее по всему дому жаркое.

Гуров уже привык к такой манере общения с Машей. Он знал, что спросила она его про дела не «между прочим» и не из вежливости, а с тем, чтобы внимательно выслушать мужа чуть позже, в спокойной обстановке, во время ужина. Да и не только выслушать, но и самой поделиться с Гуровым своими новостями, идеями и соображениями, которые накопились у нее за день. Он спокойно переоделся и вошел в кухню, где на столе уже стояли тарелки с едой и большая миска с салатом из свежих овощей.

– Я говорил тебе, что Орлов подкинул нам со Станиславом новую забаву в виде аферы на большую сумму? – спросил он жену, и та кивнула, подтверждая, что помнит вчерашний разговор. – Вернее, он дал нам только один эпизод, а еще одно похожее дело принес Береговой из Центрального райотдела. Так сегодня мы, мало того что оба эти дела объединили, так еще нашли подтверждение нашим догадкам по поводу еще двух похожих эпизодов. Так что теперь нам предстоит хлебать кашу аж из четырех презабавнейших дел.

– И что же в них такого забавного? – нахмурилась Мария. – Лева, я тебе сегодня удивляюсь. У людей деньги обманом отнимают, а ты говоришь, что это забавно.

– Да ты погоди, – улыбнулся Лев Иванович и положил свою руку на руку жены. – Ты же еще не слышала, с каким удивительным умением и выдумкой все эти аферы проворачивались! Тут впору спектакль по таким делам ставить и в вашем театре показывать как поучительный пример того, насколько люди бывают глупы и как они легко могут расставаться с большими деньгами. И я так подозреваю, что не все эти денежки нажиты честным трудом. Так что это не просто аферы, а, можно сказать, аферы с потаенным дном. С моральной подоплекой!

– Что ж, раз так, то рассказывай, – согласилась Мария. – Только при этом есть не забывай, а то жаркое остынет и невкусно-неполезно будет.

Гуров, как умел только он, в самых ярких красках и с юмором рассказал жене суть всех четырех афер, а потом спросил, желая знать ее мнение:

– Ну и как тебе такая постановка? Согласился бы ваш режиссер поставить этакое в вашем театре?

Мария задумалась. Рассказ Гурова ей и понравился, и озадачил в то же время. Она немного помолчала, обдумывая и анализируя все истории, по ходу собирая со стола пустые тарелки и наливая себе и мужу чай, а потом, когда уже снова села и отпила глоток напитка, ответила:

– Поставить-то такую вещь, конечно, можно. Нужно только написать на эту тему пьесу. Но я вот о чем подумала. Все эти переодевания и грим… Понимаешь, простые жулики, если они решат облапошить кого-то, подошли бы к этому вопросу, как мне кажется, много проще.