Кузен Сату-Лгава, никогда в своей жизни толком не воевавший, растерянно посматривал то на повозку своего родственника, то на конклатерру, которую он уже два дня почитал рангом выше, чем самого себя. Поэтому официальное командование принял на себя Кашад:

– Оружия у нас почти нет. Берите вот эти два копья, три топора и два меча и стойте за своими повозками, прикроете тылы, если вдруг всадники попытаются объехать вокруг и ударить нам в спины. Тэш! Свои магические силы будете использовать малыми шарами и только по похасам. Тетушка, а вы свои силы тратить не спешите, вдруг у нас появятся раненые. Риона! Начинаешь стрелять только после моей команды «Искры!» Кремон! А… ты уже и сам рассмотрел?

Его подставной братец успел выйти со щитом на грунтовку перед телегами и замер там метрах в пятнадцати от повозок, посредине между Второй дорогой и заслоном.

– Конечно, рассмотрел! У них всего лишь парочка арбалетов.

Он понял: обереги и артефакты защиты отразят три, а то и все пять болтов, пущенных хоть в упор. Ну а всяких огненных шаров и разнообразных молний Кремон теперь не боялся.

«Жаль, что толком опробовать раньше свою странную защиту в здешних условиях не догадался, – подумал он. – Но вряд ли магия сентегов отличается от магии всего остального мира…»

На Второй образовалось пустынное пространство, перекрытое с обеих сторон повозками. И на этом пространстве одиноко стояла крестьянская телега. Она явно отличалась от больших повозок, так что вряд ли кто мог подумать, что она принадлежит изготовившемуся к обороне обозу. Возле нее мужичок и юная девчушка, сменившие кепи, пытались вроде как отремонтировать выпавший из колесной оси расколовшийся шкворень.

А внушительный для подобного события отряд уже выбирался с поля на тракт. Четырнадцать сентегов, в том числе и их командир в блестящих, видимых издалека латах, и восемнадцать воинов-людей. Все всадники – довольно уставшие от изматывающей скачки, похасы хрипят, пускают пену. Не будь этой остановки, животные могли пасть уже через несколько километров. Воинство графа остановилось, выстроившись на обочине дороги, не решаясь атаковать с ходу и присматриваясь к мизерному количеству защитников. А потом граф рассмотрел красный помпон и виднеющихся за ним проданных рабов.

– Вон они, молтуны! Эй! – крикнул он сентегу, стоявшему за повозкой, и пытаясь его рассмотреть. – Ты кто?

– Да какая тебе разница… – пробурчал тот, и это были его единственные слова.

– Я не могу тебя узнать!

– А что, собственно, тебе надо? – подпустив в голос надлежащего, подслушанного у той же Салажи противного визга, выкрикнула от обоза Риона.

Граф скривился, считая ниже своего достоинства вообще якшаться с конклатеррой, но раз сентег не отзывается, придется поговорить с ней:

– Это беглые рабы, которые убили моего сына и моих воинов! Отошли их ко мне!

– Еще чего! Я их сегодня купила, и у меня есть соответствующий договор! А нам сейчас каждый раб требуется, платим чуть ли не золотом по весу каждого.

– Да ты издеваешься надо мной?! Кто за такое дерьмо платит золотом?

– Я!

– Тогда купи моих! – стал злиться граф.

– Деньги кончились! – нагло заявила Риона.

С трудом сдерживая клокочущее бешенство и желание отомстить, граф Каст-Щук снизошел до низменной торговли:

– Тогда скажи, сколько ты за них заплатила, и я тебе верну деньги.

Девушка уже и рот открыла, чтобы выкрикнуть немыслимую цену, но вдруг вспомнила, что перед ней граф. Вдруг он согласится, деньги доставят, и люди будут казнены? Поэтому она сделала вид, что прокашлялась, и с гонором воскликнула:

– Не продаются, самой не хватает!

Каст-Щук зарычал, уже не пытаясь сдержаться. Понимая, что придется убивать и, возможно, всех, он все-таки еще опасался. Если бы ему перечил сентег, тут было бы все понятно. Пусть и не равный с равным, но любое убийство, описанное как стычка, прокатило бы перед имперским судом. А вот убийство конклатерры могло обойтись более тяжелым для дворянина наказанием. Его не казнили бы и не посадили в тюрьму, его существующим законом лишили бы титула и забрали все имущество.

Конечно, доверенных торговок убивали, куда уж без этого. Порой и они становились поперек дороги сильным мира сего. Но всегда это делалось исподтишка, незаметно, словно случайно. И граф подобное вытворять умел. Ему вспомнилось, как три года назад он сумел уничтожить молодую конклатерру своего врага, подстроив пожар здания. Получилось блестяще, и теперь он не смог удержаться от двойного щелканья клювом. Но, глянув по сторонам, обратил внимание на внушительное скопление повозок и понял, что скандала, а то и самого сурового императорского приговора не избежать. Поэтому ничего не оставалось, как представить все намеченное как банальное столкновение между рабами.

Быстро обернулся к одному из мужчин и ткнул в него крылом:

– Ты! Убей этого на дороге перед повозками!

Раб шумно выдохнул и, не в силах ослушаться хозяина, медленно направил похаса вперед.

– Выполняю, тэш!

И все-таки желания убивать у него не было. Его губы не шептали, а почти выкрикивали противнику: «Упади на землю и не шевелись!» Он хотел просто оглушить воина со щитом.

И тут пеший воин метнулся навстречу похасу. Прыжок, удар – и оглушенный всадник свалился на землю.

– Ты и ты! – новые взмахи крыла. – Убейте его!

Эта пара взяла старт уже резвее. Хотя старался только один, глаза второго прямо умоляли: «Меня тоже оглуши!» Все-таки даже рабы, когда их хозяин не прав и подличает, не желают поднимать оружие на себе подобных. А уж если поднимают, то лучше бы вообще этого не делали: толку-то все равно никакого! Грохот, скрежет, храп падающего похаса, и вот еще два воина лежат на грунтовой дороге. Причем убитое животное Кремон очень расчетливо уложил именно в самом нужном для обороны месте.

– Вы, трое! Если не справитесь с этим щитоносцем, я вас собственноручно добью!

Эти ребята уже и в самом деле старались. Но результат был тот же: к повозкам никто не прорвался. Добивать графу пришлось бы только одного, грамотно оглушенного. Второго Кремон заколол, а третий сам при неудачном падении свернул себе шею. Ну и еще один агонизирующий похас оказался на земле, обильно заливая ее кровью. Невменяемый действовал по давно усвоенному правилу: все, что мешает врагам, помогает мне. И уже вновь стоял на выбранной позиции.

Вражеский предводитель и его ближайшие сподвижники осознали, что рабы скоро кончатся, а толку от этого так и не будет. Поэтому после понятных, отработанных в их воинском коллективе жестов командира сразу четыре сентега двинулись вперед, решив прожечь себе дорогу через странного раба со щитом.

Сам граф тут же заорал, чтобы его далеко было слышно:

– Арестовать вон того сентега!

То есть вроде как законность соблюдается, кого-то арестовывают. Ну а если потом рабы в приступе рвения и арестованного, и саму конклатерру затопчут, так это издержки любой потасовки. Тем более со временем можно слишком усердных рабов казнить в назидание остальным, и все будет шито-крыто.