– Должен сказать… – Хаген внимательно рассмотрел ампулы и ингалятор на свет. – Я понятия не имею, что это за препараты.

– Разберемся! – бодро отмахнулся Псих.

– Погоди, – встревожился корабль Селеса. – Ты симптомы правильно описал?

– Как мог…

– А если только хуже станет?

– Тогда вы вообще здесь жить останетесь, потому что прекраснейшие и ему пропишут принудительную гармонизацию, – пожал плечами Хаген. – Если хоть один из них сейчас его увидит…

– Или все может быть еще проще, – встрял Псих. – Он сойдет с ума. Уж поверьте, я в этом разбираюсь, я уже сходил.

– Да помолчи ты! Хаген Танеску, ты запер дверь? Шиари сюда не зайдут?

– Конечно, не зайдут. Ведь у персонала не бывает ключей, их раздают только пациентам.

– Слушай, гуманоидный…

– Вам не надоело? – равнодушно осведомился корабль Айи. – Сделайте уже что-нибудь…

– Где он? – зачем-то понизив голос, спросил Хаген.

– Там, – Рамар неопределенно махнул хваталкой в угол за кораблями.

– А он не ускорится?

– Он постоянно колет себе доапон. Вряд ли так быстро выветрилось.

– Ладно… – Человек похрустел плечами, которые затрещали громко и не очень спортивно. – Тогда мы сейчас быстро…

– Кстати, Хаген. Ты инъектор-то принес?

– Да я ампулы еле раздобыл…

– Ну, поздравляю. Значит, единственный инъектор в окрестностях – у нашего… хм… пациента.

Анна сидела перед зеркалом и медленно расчесывала волосы. Когда-то они были такими длинными, тяжелыми, жалко, что она их отрезала. Или они выпали из-за лекарств? Она почему-то забыла, что же именно случилось с ее волосами, зато помнила, как приятно пушистые пряди щекотали спину. Но ничего, и теперь они уже отросли достаточно, чтобы сделать, к примеру, хвост на макушке. Отложив расческу, она убрала волосы назад и стала приглаживать, чтобы не торчали вихры. В зеркале отражались ее сосредоточенное лицо и две крупные синие рыбы, лениво шевелившие плавниками в аквариуме. Во всем этом было что-то забавное и немного странное, потому что Анна вдруг заметила удивленную улыбку на своем лице. Она на секунду замерла с неудобно закинутыми за спину руками, потом улыбнулась еще шире и потянулась за заколкой. Какие у нее, оказывается, крохотные и при этом оттопыренные ушки. С распущенными волосами совсем не заметно, а так – топорщатся, как у зверька.

Анна машинально попыталась пригладить уши, убедилась, что это невозможно, тряхнула головой, чтобы посмотреть, как качается короткий смешной хвостик… И тут зеркало с синими рыбами накренилось и поехало куда-то вбок, а разводы на мягком ковре зазмеились и хищно прыгнули на нее. Она успела выставить перед собой руки и, стараясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь зеленоватую пелену, крикнула:

– Мама! Ма-а-ама-а!..

Столик со спасительными пузырьками и ампулами был слишком далеко. Анна ползла к нему, периодически отключаясь – ей казалось, что она надолго засыпает и с трудом просыпается, чтобы продолжить путь, но на самом деле теряла сознание всего на долю секунды.

– Мама…

Кто-то вбежал в комнату, мягко топая по ковру, зазвенел ампулами, лихорадочно ища нужную, потом перевернул Анну на спину, разжал ей зубы кончиком ложки и влил в рот что-то горько-соленое. Сделав несколько глотков, она приоткрыла глаза и увидела знакомое смазанное пятно папиного лица.

– Папа… – сипло зашептала она. – Дышать трудно… Папа… Кто-то хочет меня забрать… Кто-то зовет меня, папа… кто-то хочет меня забрать, не отдавай меня, не отдавай меня, папа…

– Селес, можно позаимствовать твой инъектор? – как бы невзначай поинтересовался Псих, строя страшные и многозначительные гримасы стоявшему рядом Хагену, который вообще не знал, что ему сейчас делать.

– Нет.

– А можно попросить тебя вылезти оттуда?

– Нет.

– А можно…

– Нет! – Селес наконец повернулся к ним. – Я все слышал. Не надо. Мне ничего не надо. Я хочу сам все понять.

– Селес, – сочувственно вздохнул Рамар. – Ты ничего не поймешь. А вот мозги себе попортишь.

– Так не должно быть! Так не может быть…

Рамар подобрался к нему поближе, гулко стукнулся макушкой об днище корабля, зашипел и тоже уселся на пол. Хаген обеспокоенно следил за обоими, периодически косясь на дверь.

– Селес, ты сколько на свете живешь, если по шиарийской системе? – Рамар задумчиво сгрыз с пальца заусенец. – Лет пятьсот? Больше? И никогда ничего такого не видел? Банальная же история. И сразу понятно, чем кончится.

– Видел. Но… не чувствовал. Я был ими всеми…

– Да ты ментальный девственник, – гыгыкнул Псих. – Как первопроходец, должен сообщить – тебя шарахнуло не то что вполсилы – в одну десятую. Правда, хрен его знает, в чем измеряется ментальное воздействие… Так вот, меня – как первопроходца, да, – шарахнуло по полной. Причем не одной капсулой, а сразу всеми. И тем не менее – вот он я, здоров, полон сил и прохожу третий курс гармонизации у шиари, которые – только между нами – в последнее время страшно меня бесят. И если мы сейчас сделаем тебе па-арочку уколов…

Селес резким движением перехватил руку Рамара, медленно и почти незаметно тянувшуюся к карману его комбинезона, в котором угадывались контуры миниатюрного инъектора.

– Нет! Дай мне остальные капсулы!

– Хаген Танеску, вторично тебя поздравляю: он все-таки свихнулся! – сообщил Псих и повернулся к Селесу: – Пусти сейчас же. Я ведь и хваталкой могу…

Тот молчал, крепко сжимая его запястье, и смотрел прямо перед собой таким взглядом, будто подозревал окружающую реальность в чем-то крайне гнусном. Рамар попытался разжать его пальцы, потом помахал перед ним свободной рукой:

– Се-елес? Ты тоже начинаешь страшно меня бесить.

– Может, с ним как-то поосторожнее надо? – не выдержал Хаген. – В таком состоянии…

– Я в нормальном состоянии, – внезапно очнулся Селес.

– Угу, – хором ответили Хаген и Рамар.

– Уйдите, – Селес отпустил Психа и забился в угол поглубже. – Отстаньте. Мне надо подумать… Так не должно быть… Мне надо понять, почему это было… если этого не должно было быть…

– Эй! – Рамар гулко стукнул хваталкой по стене у него над головой. – Вернемся к вопросу о нормальном состоянии. Ты в курсе, что плачешь?

Селес провел рукой по лицу, посмотрел на мокрую ладонь и тут же снова отвернулся.

– Да-да, ревешь, как каильская самка во время течки. Ты плачешь в три ручья с тех самых пор, как очнулся, и даже не замечаешь этого. Не знаю, к какому типу отнесли бы твою дисгармонию шиари, но более прямолинейные виды называют такое нервным срывом. Или истерикой? Хаген Танеску, это срыв или истерика?.. И дрогнула основа мироздания, и прочь во тьму срывается сознание, подобно бегуну на состязании…