А ведь это, получается, мы свели их вместе… Ними, знаешь, сегодня я подумал – как было бы здорово, если бы все они наконец поубивали друг друга. Нет, правда, ведь они так этого хотят, ну и пусть… И остались бы только мы с тобой. Последний виз и последний арц, победившие войну… А после нас исчезнет и память обо всем этом. Война прекратится раз и навсегда, только если никого не останется. Они знают – тот, кто первым по-настоящему захочет мира, проиграет. Они никогда не остановятся…

И ты меня прости, пожалуйста. Прости мне мою трусость, Ними. Твою я прощаю. И… Ними, я правда думал, что это вещество вас только… обезвреживает. Я трус и дурак, Ними… А ты мой друг. Вот в чем настоящая истина, не злая и не холодная. Ты – мой единственный друг. Так жаль, что ты умер.

Рад выключил видеозапись четырехдневной давности и уткнулся лбом в стол. Где-то рядом грохотали выстрелы, визжал сминаемый древесными колоссами металл, ударные волны сотрясали башню. И все это теперь было частью реальности Рада.

Селес вдруг понял, что ему очень холодно. Он открыл глаза и попытался поднять голову, но тут его затрясло так, что саркофаг начал вибрировать.

– Ну вот.

– Наконец-то, я думал, не дождемся…

– Пусть в себя придет сначала.

– Э-э… Что это с ним такое?

– Реакция.

– И это… нормальная реакция?

Хаген и Рамар стояли над саркофагом и озадаченно смотрели на Селеса. Исступленно колотя по днищу саркофага кулаками, он рыдал так, будто у него только что умер кто-то из несуществующих близких родственников.

– А я предупреждал, – заметил Псих.

– Приношу извинения за беспокойство. Сам не ожидал, – печально взглянул Хаген на шиари из-под мохнатых бровей.

– Понимаю. – Тот вставил в инъектор несколько зеленоватых ампул. – Возможно, это реакция на пройденный курс. Душевные проблемы решаемы. Желаете пройти процедуры?

– Нет, не желаю. Я же буквально только что с планеты. Знаете… – Человек с подозрением покосился куда-то в угол и придвинулся к шиари поближе: – Я уже не очень уверен в том, что это – реальность. То есть – реальная реальность… безо всяких добавок. Мне кажется, в ней есть что-то неправильное…

– И это вас угнетает? Пугает?

– Скорее, печалит… И немного злит, – Хаген мрачно засопел, давая специалисту понять, что ему нелегко признавать свою душевную ранимость. – Хотя угнетает тоже… Знаете, мне даже… вставать по утрам не хочется. Мысли всякие дурацкие посещают… вот зачем мне, в сущности, шевелиться, есть ли в этом какой-то смысл? Если все так невообразимо плохо, так грустно, так безнадежно, и нет никакой справедливости… – Он умолк, скорбно глядя в одну точку.

– Процедуры в вашем случае были бы желательны.

– Нет, – тихо, но убежденно сказал человек. – Я решил начать с препаратов. Если не поможет – ладно, можете снова залезть мне в голову.

– Понимаю. – Шиари встал из-за стола и направился к прозрачному шкафчику, где хранились ампулы, содержимое которых могло временно привести пациента в какое угодно состояние духа: успокоить его, вдохновить, взбодрить, обрадовать, умиротворить, заставить задуматься, ощутить просветленную печаль, мистическое озарение, надежду, самоотверженную решимость, любопытство, религиозный экстаз, умиление или беспредметную влюбленность. Некоторые препараты давали комбинированный эффект.

Убедившись, что шиари отвернулся, сгорбившийся в кресле Хаген подался вперед, достал из инъектора одну ампулу и спрятал в рукаве, после чего скинул устройство на пол и испуганно выругался. Оставшиеся ампулы разлетелись на мелкие кусочки, и теперь совершенно невозможно было понять, сколько изначально их насчитывалось в инъекторе.

– Да что ж такое!.. – с досадой буркнул Хаген. – Приношу извинения.

– Второй инъектор подряд. Возможны проблемы с координацией движений. Либо тайный страх перед инъекциями. Либо вы меня… какое нужно слово?.. разыгрываете. Людям это свойственно.

– Вы правы, правы. – Человек поднял инъектор и стряхнул с него остатки раствора. – Я действительно побаиваюсь уколов. Вы хоть знаете, сколько я уже тут?

– Имею определенное представление… Нежелательно трогать осколки. Все будет убрано.

– Так вот, за это время мне вкалывали все, что только можно и куда только можно. Надоело до чертиков.

– Могу предложить ингалятор.

– Замечательно! – Хаген взял из рук шиари полупрозрачную изогнутую трубочку. – Очень признателен! Завтра зайду.

– Это необязательно. Вас курирует Тиинонашт Дархостира. Я сообщу ей об изменениях в вашем состоянии и лечении. Она назначит прием.

– Или так. Спасибо. Огромное спасибо! Гигантское!

Хаген, излучая благодарность и улыбаясь во весь рот, никак не решался повернуться к шиари спиной, чтобы тот не подумал, что пациент получил желаемое и тут же убежал. Поэтому он кивал и пятился до тех пор, пока не уперся спиной в дверь.

– Вам желательно развернуться, – напомнил шиари.

И человек, поклонившись специалисту по душевной гармонии в пояс, вылетел из кабинета.

Конечно, все его действия были зафиксированы ползающими по потолку и стенам камерами, и Тиинонашт очень скоро должна была узнать о манипуляциях с инъекторами – Хаген был уверен, что именно так она назовет это откровенное воровство. Но также он был уверен, что ответственная за седьмой сектор ни в коем случае не станет выяснять, зачем он украл ампулы. Подобный допрос был бы посягательством на его душевную гармонию. Скорее всего, ему назначат дополнительные процедуры. Может, добавят в диагноз клептоманию. Тиинонашт могла и вовсе проигнорировать этот случай – она знала Хагена давно и ценила его как помощника, собеседника, как обладающую любопытными особенностями личность и, разумеется, как выносливого и сговорчивого подопытного.

Рамар перемещался по ангару туда-сюда, используя только механические конечности. Его ноги болтались в воздухе, а пару рук, данную природой, Псих важно скрестил на груди.

– Ты гремишь, – в очередной раз пожаловался корабль Селеса.

– А ты болтаешь. Болтовня есть пустой, без нужды, разговор, что в разум вторгается, точно вор…

– О господи…

Дверь открылась, и в ангар вбежал Хаген.

– Все получилось! – крикнул он и потряс кулаком, в котором тихонько звякнули ампулы. – Я их… добыл.

– Кстати, о ворах, – заметил Псих.

Ответом ему было дружное заговорщическое шипение.

– Что? – Рамар коснулся ногами пола. – Корабли – не пациенты, тут нет камер. Шиари уважают ваше право на личное пространство. Они вообще все подряд уважают.