понял, что заместителю начальника следственного отдела уголовной полиции не очень весело.

Паркер повернулся к сержанту:

— Джонс, они там заканчивают. Когда пришлют отпечатки пальцев, результаты вскрытия и фотографии, сразу давайте их мне, независимо от того, чем я буду занят.

— Слушаюсь, шеф.

— Пошли, — предложил Паркер Алексу и взял его под локоть. — Через несколько минут мои люди закончат работу, и мы сможем войти в помещение, где наступила смерть. А пока пойдем в столовую…

Они вошли в большую, мрачноватую комнату, посредине которой стоял, а вернее, тянулся длинный огромный стол, окруженный стульями.

На двух стенах висели фамильные портреты XVIII–XIX веков, а у третьей стоял прекрасный буфет в стиле неоклассицизма, так сильно напоминающий последние работы Томаса Шиппендейла, что Алекс подошел, чтобы получше разглядеть его.

— Что ты там увидел? — спросил Паркер.

— Да так, ничего особенного. Во всяком случае, ничего, связанного с твоей профессией. Просто мне кажется, что это одна из лучших работ Шиппендейла.

— Да что ты! — возразил Паркер. — Мебель Шиппендейла выглядит совершенно иначе.

— Это верно, — ответил Алекс, — но в конце жизни Шиппендейл занимался именно такой «столяркой», как он скромно называл свое творчество. И я просто уверен, что это его работа…

— Ладно, ладно. Согласен. Только избавь меня от рассуждений о стилях мебели. У меня голова идет кругом.

— Ах да, — вздохнул Алекс. — Я и забыл, что единственный предмет мебели, которым ты интересуешься, — это гроб. — Он подошел к столу, сел, вытащил пачку своих любимых «Голд Флейк» и закурил.

Некоторое время они молчали. Из-за закрытых дверей напротив буфета доносились шаги и приглушенные голоса.

— Так что же случилось? — спросил Джо. — Ты разбудил меня ни свет ни заря, я приехал на место происшествия и до сих пор не видел не только труп, но и вообще никого, кроме твоих фараонов. Этот человек, он что, жил один?

— Что ты! В доме полно людей: жена, брат, невестка, секретарь, горничная — все были здесь, рядом с ним, когда он умер… Все спали, и никто ничего не слышал.

— Он что, застрелился?

— Нет, — Паркер покачал головой. — ЦК в кофе.

— Что, что? — Джо удивленно поднял брови. — Я не силен в токсикологии. Что означает ЦК?

— Цианистый калий.

— Благодарю. Он в одиночестве пил этот кофе?

— Похоже, что да.

— В котором часу?

— Примерно от половины третьего до четырех утра, как утверждает доктор Беркли. При этом добавляет, что точнее скажет после вскрытия.

— В таком случае, что могли слышать домашние? — Алекс встал, поискал пепельницу.

— Не знаю, что… Ничего не знаю. Пару минут я поговорил с ними со всеми. Никто не бьется в истерике. Все ведут себя сдержанно, как и подобает нашим британским братьям и сестрам, но не нравятся они мне все до одного. Я им велел разойтись по своим комнатам, и они сидят там под присмотром Стефенса, который прогуливается по коридору, Джонс стоит в холле. Это единственный выход из дома.

— А самоубийство ты не допускаешь?

— Конечно, допускаю. Перед ним даже лежало прощальное письмо.

— Ну, так значит. — Джо сел и зевнул. — Значит, разве мы не можем принять единственную приемлемую гипотезу, то есть сказать себе, что сэр Гордон Бедфорд, несмотря на то, что был обладателем редкостного по художественной ценности буфета, решил свести счеты с жизнью? Если мы решим именно так — я поеду домой и снова залезу в постель. И усну мгновенно, можешь мне поверить… Он взглянул на часы. — Семь! Боже мой!.. А ты, хоть и похож на человека, который никогда не спит, вернешься в Ярд и после телефонных звонков всем заинтересованным лицам займешься любимыми канцелярскими делами. Ну что, Бен, договорились? Ведь у тебя в руках прощальное письмо, во-первых, во-вторых, как мне кажется, нет ни одного подозреваемого, иначе ты бы мне об этом сказал, и, в-третьих, ни одной зацепки. Разве не так? Мне непонятно только одно: почему ты сейчас выглядишь так, будто сам его убил?

— Если бы я его убил, я бы по крайней мере знал, что здесь произошло. В данный момент я не понимаю ничего абсолютно. Ты, надеюсь, знаешь, кем был Гордон Бедфорд?

— Знаю. Очень богатый господин среднего… ну, скажем, скорее, пожилого возраста, имевший самые разнообразные интересы и влюбленный в ночных бабочек. Он был даже профессором в Оксфорде, не так ли? И вот — умер. Это случается с каждым. Очевидно, он был сыт по горло жизнью и написал перед смертью прощальное письмо, в котором объясняет причины своего поступка. И это тоже бывает довольно часто.

— Да уж… — Паркер усмехнулся с неожиданной злостью. — Оставил, конечно. Только не одно, а два предсмертных письма, и вдобавок в каждом из них причина, как ты говоришь, поступка, называется разная. А это, насколько я понимаю, не так уж часто встречается, не правда ли?

— Ну, наконец-то! — Джо встал. Вся сонливость его исчезла в мгновение ока, будто кто-то вылил на него ушат ледяной воды. — Я так и знал, что у тебя что-то есть про запас, старый мошенник. Представляю, как это все выглядело: ты приезжаешь, находишь предсмертное письмо, с облегчением вздыхаешь, потом заглядываешь куда-то и… обнаруживаешь второе письмо. А потом начинаются звонки различных высокопоставленных лиц, которые от тебя как от замначальника следственного отдела требуют немедленно, в течение двух минут, дать компетентное заключение о причине смерти, о результатах расследования, требуют назвать имя убийцы, мотивы и представить собственноручное признание ужасного отравителя, написанное при двух свидетелях. Бедный ты, бедный! Но не отчаивайся, я с тобой! — он рассмеялся и погасил сигарету. Потом посерьезнел и спросил:

— Я похоже нарисовал картинку, Бен?

Паркер вздохнул:

— Так оно примерно и есть.

Джо понимающе кивнул:

— Итак, я слушаю тебя, Бен. Рассказывай все, что знаешь, и возьмемся за работу, ибо, — он снова взглянул на часы, — кто рано встает… он выжидательно замолчал.

— Я только и мечтаю начать работать, да ты не даешь мне слова сказать. Так вот, слушай…

Глава четвертая

«В центре витрины между двух огромных бабочек…»

Паркер глубоко вздохнул и начал:

— Должен тебе сказать, что в течение последних двадцати минут мне звонили: во-первых, мой шеф, потом шеф моего шефа, потом министр, потом снова мой шеф по требованию какого-то финансового туза, потом другой министр. Все коротко, по-деловому требовали немедленных результатов следствия. В конце концов я сам позвонил шефу, умоляя, чтобы он защитил меня от них и оградил от репортеров. Честно говоря, в моем распоряжении было всего-навсего несколько минут на разговор с обитателями дома и осмотр комнаты, где найдено тело. Этого