то, что создано ею, на части мельчайшие эти,

То из погибших вещей уж создать ничего не могла бы,

Так как в телах, состоящих из многих частей, не бывает

Необходимых условий материи производящей,

Как то: сцепленья различные, вес, столкновенья, удары,

Также движение, через которое все возникает.

Вследствие этого, думаю, те, что огонь почитали

Производящей материей и из огня выводили

Весь существующий мир, далеки чрезвычайно от правды.

Муж Гераклит поучал так, первейший застрельщик сраженья,

Славный туманностью речи скорей средь людей недалеких,

Чем среди вдумчивых греков, ретивых искателей правды.

Глупые люди всегда почитают и любят не мало

Всякие обиняки, что скрываются между словами,

Правдой лишь то признавая, что слух им приятно ласкает,

То, что прикрашено блеском речей и красивых созвучий.

Но я спрошу, – почему столь различными могут быть вещи,

Если и подлинно все они в пламени чистом возникли?

Мы ничего не получим, сгустим ли огонь мы горячий

Или его разредим, если части огня по природе

Однообразны и сходны с огнем вообще в его целом.

Через сближенье частиц увеличим мы пламя;

Эти частицы рассеяв, его мы, напротив, ослабим;

Но ничего не случится другого от этой причины,

В том будь уверен ты; и никогда столь различные вещи

От разреженья огня и сгущенья его не возникли б.

Кроме того, допуская еще пустоту у предметов,

Можно огонь уплотнить и его разредить как угодно.

Те же ученые доводов много противных приводят

И не хотят признавать, что в вещах пустота существует.

Так, из боязни запутаться, путь они верный теряют,

Не понимают притом, что, не будь пустоты в нашем мире,

Все бы сплотилось и телом единственным стало из многих.

Тело такое, притом, ничего испускать не могло бы,

Как, для примера, огонь, что и свет и пары испускает,

Тем указуя, что он составляет неплотную массу.

Но допускают они, что каким-нибудь образом пламя,

Вдруг уплотнившись, погасло и тем свою суть изменило.

Если б случилося то, как упорствуют все эти люди,

То, несомненно, огонь бы в ничтожество впал совершенно,

И созидалося все бы тогда из ничтожества и, так как

Вещи, меняя свой вид, из пределов своих выступая,

Перестают быть немедленно тем, чем они были раньше;

Все же должно что-нибудь из огня нерушимым остаться,

Иначе будешь ты видеть, как мир весь в ничто обратится

И из ничтожества вновь совокупность вещей разовьется.

Ныне нам ясно: тела существуют на свете такие,

Кои всегда неизменной природу свою сохраняют,

Но их присутствие или отсутствие и измененье

Их распорядка меняет порою природу предметов.

То, что тела эти не заключают огня, – видит каждый.

Если б природа вселенной в себе лишь огонь заключала,

То прибавляй, убавляй что угодно, а также

Телец порядок меняй, ничего получиться не может:

То, что огнем рождено, лишь огнем и должно оставаться.

Вот мое верное мненье. Тела существуют такие,

Коих стеченье, порядок, движенье, фигуры и формы

Вызвать способны огонь. Изменяя свое положенье,

Также природу меняют они. Но с огнем у них сходства

Нет, как и с теми вещами, от коих могли бы частицы

К нашему чувству нестись, чтоб задеть его прикосновеньем.

Да! Говорить, что весь мир есть огонь, утверждать с Гераклитом,

Будто бы всякая вещь не считается истинной вещью,

Если она не огонь, – нахожу я весьма сумасбродным.

Борется с чувством философ тот и против доводов чувства,

Ниспровергая все то, от чего достоверность зависит,

И через что он же сам получил об огне представленье.

Он признает, что познать можно с точностью чувством лишь пламя,

Все отрицая другое, будь даже оно очевидно.

Мненье такое считаю я вздорным и прямо безумным.

Где ж мы найдем достоверность? И что есть надежнее чувства,

С помощью коего правду всегда мы от лжи отличаем?

Но почему предпочтительней все отрицать без разбора,

Только огню одному придавая значенье в природе,

Чем отрицать в ней огонь, признавая лишь все остальное?

То и другое, могу я сказать, одинаково глупо.

А потому, кто материей мира огонь почитает

И полагает, что сущее все из огня сотворилось,

Равно и те, кои воздух началом творенья считают,

Или по мнению коих вода своей собственной силой

Образовала все вещи, и кто, наконец, утверждает,

Что создала все земля, претворившись в природу вещей всех, —

Все удаляются очень от истины, я полагаю.

Также и те, кои предполагают двойное начало:

Воздух примерно с водой сочетают, а воду с землею;

Кто, наконец, из стихий четырех этих мир образует:

То есть из пламени, влаги, земли и воздушных течений.

Между последними стал во главе Умпедокл Агригентский.

На берегах своих вырастил остров его треугольный9,

Влагой Ионийского моря омытый в широких заливах,

Там, где лазурные волны холодную тину кидают,

Там, где, чрез узкий пролив протекая стремительно, море

Берег Сицилии от Италийской страны отделяет.

Здесь на просторе Харибда лежит. Здесь и Этна вещает

Рокотом грозным своим о пылающем скопище гнева,

Что из расщелин открытых огня извергает потоки

И небосводу огонь молньеносный назад возвращает.

Эта страна удивление вызвала разных народов

Вследствие многих причин, и достойна она обозренья,

Многими благами славясь и силой оружия граждан.

Но изо всех этих благ, как мне кажется, самым прекрасным

Самым святым, драгоценным, вниманья достойным был муж тот,

Так как в божественном сердце его зарожденные песни

Громко звучат до сих пор, излагая такие открытья,

Что человеком едва мы его признаем по рожденью.

Он, как и много других, упомянутых раньше ученых,

Ниже стоящих его и сравнительно более мелких,

Хоть и измыслили многое по вдохновению свыше,

Из глубины сокровенной сердец изрекли свое мненье,

Все ж оно праведней и достоверней во всех отношеньях

Пифии, что на треножнике в Фебовых