Женщина и хотела, да не могла выбиться из круга обступивших, и только всё ниже склоняла голову, будто ещё надеясь скрыться от позора.

– Постой, постой… – Тимофей рванулся сквозь толпу, оставив удивлённого Славку. – Вера Ильинична?

Женщина подняла глаза, и вдруг слезы градом хлынули из них.

Тимофей схватил её за руку, вытащил из толпы, уже расходившейся. Славка шёл за ними следом и думал про себя, что ещё ничего не понимает в этой жизни…

…– Раздевайтесь, Вера Ильинична, будьте как дома. Клава, принимай гостью! Это моя первая учительница!.. А ты, Славка, помоги бабушке сумки разгрузить!

– Да что вы, Тимофей, не беспокойтесь, да и мне домой надо, к мужу больному…

– Нет, нет! Правда, обед ещё не скоро будет, а чайком мы с Вами побалуемся – вон, в той маленькой комнате. – И крикнул в сторону кухни: – Клава, сделай нам бутерброды! На улице-то прохладно, аппетит сам по себе приходит!

Клавдия – невысокая, крепкая, с короткой стрижкой женщина – кивнула всем сразу, на миг выглянув из «кастрюльного» царства, и поспешила выполнить просьбу мужа.

Через несколько минут они сидели вдвоём, пили чай, и Тимофей слушал Веру Ильиничну.

– Муж мой, Виктор, – после операции… Так, ничего страшного, не беспокойтесь, но настрадался вдоволь, во всех смыслах. Больницы сейчас, которые для нас, бедных, – сами знаете, что такое. Хотя и лекарства, и многое другое, – всё за деньги. А на пенсии наши не разбежишься… Врач сказал, – витаминов надо побольше, чтоб окреп Виктор хоть немного… А у меня десять рублей осталось от пенсии, а жить ещё неделю, – и то, если вовремя выдадут, – Вера Ильинична не выдержала и заплакала снова.

Тимофей закрыл поплотнее дверь, помог успокоиться гостье, хотя впору было и самому разреветься. Тайком принял таблетку, помолчал… «Такая» встреча и во сне не могла бы привидеться.

– Вера Ильинична, мы со Славкой проводим Вас, – уж коли спешите. А сейчас возьмите немного… – Тимофей протянул три десятки.

– Нет, нет, что вы! Такие же пенсионеры, так же маетесь! Ни в коем случае!..

– Ну, нас всё-таки не двое, сыновья пока, слава Богу, работают, не оставляют нас без заботы. Так что не сравнивайте и, пожалуйста, возьмите деньги. А то не отпущу к Виктору, – улыбнулся бывший ученик и довольный, что уговорил, открыл дверь.

– Славка, пошли, проводим Веру Ильиничну! Узнаешь, где она живёт! Будет минутка лишняя – забежишь, послушаешь, как дед твой учился, и вообще… Вера Ильинична – наш человек! Ты понял?

– Да что я, дурак, что ли?

– Вот и я так же думаю… Клава, мы быстро, и уж потом в полном твоём распоряжении будем!

– Как же, знаю я вас!.. А вы, Вера Ильинична, заходите в любое время, я почти всегда дома. Договорились?

Вера Ильинична впервые за последние месяцы улыбнулась и, боясь снова расплакаться, уже от благодарности, – только кивнула в знак согласия головой.

… До вечера Тимофей ещё по инерции держался бодро, а после ужина, когда остался один в комнате, сам с собой, – почувствовал, как горячая волна боли, негодования, отчаяния стиснула его всего… Едва успел проглотить спасительную таблетку, открыл окно, усилием воли вздохнул, проглотил ещё одну, – и только после этого в груди что-то отпустило, и страшная слабость разлилась по телу. В глазах всё ещё стояла толпа зевак, а в центре – Вера Ильинична, первая учительница, чей образ всю жизнь для него, ранее безбожного, – находился где-то на уровне Богоматери…

Олег Петрович возвращался домой. Работа с будущими дипломниками-энергетиками и занимала время, помогая отвлекаться от навязчивых мыслей о «неуловимом мстителе», и позволяла сводить концы с концами в смысле денег.

Доставая, как обычно, газеты из почтового ящика, Олег Петрович увидел снова то, чего так боялся: письмо – без обратного адреса, а на этот раз и без штампа. Кольцо сжималось, а с ним, казалось, сжимается и душа… С трудом переведя дыхание, он поднялся на лифте домой.

– Дед, что с тобой?

– Ничего такого…

– Да на тебе же лица нет!

– Ну, устал, наверное. И, говорят, магнитная буря сегодня…

– Ну, ну… Я пойду, позанимаюсь. Обед на кухне, как обычно, – и внучка ушла в свою комнату.

Олег Петрович уже допивал чай, как в дверь позвонили. На пороге стояла тётя Феня.

– Олег Петрович, простите меня, грешную, никак со стиралкой управиться не могу!

– С чем?

– Да с машиной этой стиральной! Такой гром – на всю квартиру!

– Гром?

– Ну, дребезжит, как чумная!.. Редко с ней связываюсь, да уж больно часто надо на внучку стирать! Коля-то редко сюда забегает, всё ему некогда, – вот я и маюсь…

– Я поднимусь к вам, тётя Феня, только прихвачу инструмент.

– Ой, спасибо! – тётя Феня, поправив на голове платок, поспешила домой.

Перед выходом из квартиры Олег Петрович, доставая ключи из кармана плаща, выдернул и злополучное письмо, которое упало на пол. Однако свет в прихожей был уже выключен, и Олег Петрович, ничего не заметив, захлопнул дверь и быстро поднялся к соседке.

– Ну что, тётя Феня, будем разбираться? – он прошёл в ванную. – Сначала всё отключим, правильно? А потом развернём этого зверя…

– Да уж точно, словно зверь ревёт! – тётя Феня была очень довольна отзывчивостью соседа и заранее благодарна.

– Боже мой, так вы же контр-гайки даже не убрали!

– Какие гайки?

– Да которыми панели скрепляют и всё остальное, чтобы при перевозке ничего не сместилось и тем более не сломалось.

– Значит, эти контры совсем не нужны?

– Вот именно, – засмеялся Олег Петрович. – Не все убрали, вот и причина.

– Дак это уж Николай. Всё бегом да впробеги. Всё впопыхах. Так и живёт…

– Ну вот, сейчас ничего громыхать не будет, машина-то ещё новая. Так что будьте спокойны.

– Олег Петрович, спасибо большущее! Может, стопочку пропустите? Ей бог, от души предлагаю!

– Стопочку не надо…

– Ну, тогда хоть чайком со мной побалуйтесь! Скучно одной-то! Правда, Николай должен сегодня Светку подкинуть, внучку мою. Какие-то у них дела опять.

– Ладно, чашечку пропущу, – Олег Петрович оглядывал комнату. Подошёл к большой на комоде фотографии.

– Муж?

– А кто же ещё? Он самый, ненаглядный. Три года и успели пожить-то всего. Три года! А счастья на всю жизнь хватило.

– Вот, даже так бывает… А этот бравый морячок – кто?

– А это Колька и есть! Баламут мой!

– Почему баламут?

– А Бог его знает. Как-то у него всё быстро получается, но… не основательно, что ли… После флота и жениться успел, и внучку мне подарить, а работы настоящей всё никак не найдёт! И жена – хорошая, ничего не скажешь, а в делах тоже не очень успевает. Словом, два сапога – пара.