— Андрюш, ну поговори со мной! — не отставала она. — Нехочешь меня слушать, расскажи, как у тебя с программой. Ладка сегодняспрашивала, уйду я к тебе или останусь в «Новостях», а я даже не знала, что ейответить. Как ты думаешь, уйду я или останусь?

Раздражаясь еще больше, Андрей налил себе воды из стекляннойбутылки. С некоторых пор он употреблял воду исключительно в стеклянныхбутылках, пластиковые презирал, как умеют презирать только те, кто еще вчерадаже не подозревал о том, что вода бывает не только в водопроводном кране.

— Не знаю, уйдешь ты или останешься, — сказал он. — Сейчасобсуждать это — просто глупо. Программы пока нет, штат не утвержден, и такдалее, и так далее…

— Но он вот-вот будет утвержден. Садись, Андрюш, все готово…

Александра ловко постелила на крохотный столик чистуюсалфетку, как всегда делала ее бабушка, даже когда просто собиралась выпитьчаю, поставила тяжелые фарфоровые тарелки, положила приборы. Ухаживать заАндреем доставляло ей удовольствие.

— Вика сегодня была в своем репертуаре — к эфиру чуть неопоздала, с гримершей целый скандал вышел, Вася крокодиловыми слезами плакал,потому что ей не понравились тексты, которые он написал. Писала бы сама,ей-богу. Швыряла стаканы, бесилась, орала. Стыд ужасный…

— Саш, она самая популярная ведущая, — щурясь отраздражения, сказал Андрей. — Вы даже не понимаете, что это значит! Вам быпотакать всем ее капризам, каждое слово ловить, каждое требование выполнять, авы все языки чешете, какая она, плохая или хорошая. На ней вся программадержится…

— Программа держится на Васе Куренном и Михаландреиче, —возразила Александра, поняв наконец, что он злится. — И все об этом знают. ВикуТерехину посадили в эфир потому, что у нее папа сам знаешь кто, только и всего.Викиной заслуги в этом нет.

— Да какое это имеет значение! — Андрей швырнул вилку. Естьему не хотелось. Полдня он провел в баре, обсуждая с разными начальниками своюбудущую программу, и теперь как раз подвернулся удобный повод отказаться отужина и оставить жену виноватой. — Она там, где она есть. Никто из вас не ведетсамые престижные вечерние «Новости» на самом престижном канале, и, значит, оналучше вас. Папа или мама, но у Вики есть то, чего нет у вас и никогда не будет,потому что вы в большинстве своем жалкие, серые мыши, и больше никто. Так чтовопрос исчерпан, дорогая моя. Ясно?

— Ничего мне не ясно, — сказала Александра. В последнеевремя он часто раздражался, но никогда не говорил таких глупостей.

Для того, чтобы пробиться в первые ряды на телевидении, малоодного таланта или неземной красоты. Должна быть поддержка. Должны быть «свои».Неважно кто — муж, любовник, отец, но кто-то обязательно должен подпиратьсзади, прикрывать тыл, двигать вперед. Талант мог блеснуть, ослепить намгновение и навсегда исчезнуть. «Долгоиграющие» звезды оставались на небосклонепотому, что, так или иначе, их постоянно кто-то поддерживал, невидимый ивсесильный. Андрею это должно быть известно лучше всех. Свои едва наметившиесясвязи он выгрызал зубами, охранял бдительно и ревностно, защищал, взращивал,холил, подкармливал и удобрял…

— Что это ты так разошелся? — спросила Александра, глядя вкрасивое, жесткое лицо. — Или у тебя с программой проблемы? Рассказал бы, чтоли…

— Нет у меня никаких проблем, — холодно ответил Андрей.

У него была только одна проблема, но Александре о ней знатьне полагалось.

Андрей смотрел, как она убирает со стола: вид у нее былунылый, старые джинсы висели на попе складками.

— Неряха, — пробормотал он и вышел из кухни.

Он считал себя порядочным и справедливым человеком, а ниодин порядочный и справедливый человек не мог долго находиться в такомположении, в каком оказался Андрей Победоносцев.

Осень накрыла Москву с головой. Целыми днями моросил скучныйдождь. В метро вода со сложенных зонтов капала в ботинки и сумки. Все времяхотелось спать, и было очень холодно — «отопительный сезон», как всегда, неуспевал за погодой.

Было много нудной работы. Осень — время политическихперегруппировок, склок и скандалов, о которых надлежало детально информироватьнаселение, слишком расслабившееся за лето на дачных участках.

Александра подозревала, что, если бы население вовсе пересталополучать информацию, жизнь стала бы гораздо спокойнее.

— Сань, ты чего такая хмурая? — окликнул ее в баре ДимаТимофеев, то ли прилетевший, то ли на днях улетающий в Багдад.

Александра подвинулась, давая ему место рядом с собой. Онподсел, пристроил на краешек неубранного стола чашку кофе и достал «Житан».Почему-то в этом сезоне все корреспонденты и редакторы курили исключительно«Житан».

— Я не хмурая. Я устала и спать хочу, а у меня сегоднямонтаж только в ночь…

— Замолвила бы словечко перед Победоносцевым, пусть бы онменя в свою программу взял. Спецкором в Женеве, а? Багдад надоел хуже горькойредьки.

— А в Астрахань спецкором не хочешь? — подколола Александра.— Багдад ему надоел! Видали мы таких, которым Багдад надоел…

Они посмеялись немножко, как очень хорошо знающие и любящиедруг друга люди.

— Ты сама-то к нему в программу собираешься переходить иликак? — спросил Дима, отхлебывая кофе.

— Или как, — буркнула Александра. — Не знаю я ничего. Может,он еще меня и не возьмет. Зачем ему жена под боком?

— Оно конечно, — согласился Дима. — Только под Викойработать тоже радости никакой, я же знаю… Я каждый день господу молитву возношуза то, что меня тогда Доренко взял.

— Ну а меня некому взять, кроме Андрея, — сказала Александраи прикурила Димин «Житан». Он оказался сухим и крепким, как махорка, которуюона однажды попробовала на съемках в каком-то дальневосточном порту. — А потомубудем ждать, что он решит. И спешить особенно некуда, он только с первогоянваря запускается.

Дима отхлебнул кофе и задумчиво посмотрел на Александру,размышляя, дошли до нее редакционные слухи или еще нет. И если нет, имеет лисмысл сообщать ей о них. Он не был сплетником, но незатейливое журналистскоелюбопытство все же напоминало о себе. Будь это не Сашка, а кто-то другой, он бывсе-таки задал наводящий вопросик. Но ее он слишком хорошо знал и любил, чтобыприставать с расспросами.

— Когда бабы-Клавина годовщина? — спросил он, внезапновспомнив, какое сегодня число. — Завтра или послезавтра?

— Завтра, — ответила Александра. — Ты хочешь прийти?

— Я улетаю, Саш, — сказал Дима. — А то бы пришел…