Михаландреич щелчком сбил с сигареты пепел и кинулиспепеляющий взгляд в сторону одного из молодых, только что пришедших сфакультета журналистики корреспондентов.

«Молодой» с независимым и несчастным видом сидел в кресле внекотором отдалении от разошедшегося шефа. Вальяжно закинув ногу на ногу, онвцепился в кассеты так, что рука мелко дрожала.

Очевидно, представление продолжалось уже довольно долго,потому что сменный редактор Лена Зайцева за спиной у Михаландреича закатывалаглаза и пилила себя ладонью по горлу, давая понять Александре: давно поразаканчивать промывать мозги несчастному страдальцу.

— Так вот, Потапова, — не унимался Михаландреич, — речь вэтом бессмертном отрывке идет о наших погранцах на таджикской границе. Тыдогадалась, Потапова?

— Мне бы отъехать, Михаландреич, — напомнила Александра…«Молодому» она сочувствовала, но не слишком.

«Высокий штиль» официальных сообщений она ненавидела и быласовершенно убеждена: писать нужно доступно и красиво, так, чтобы за душу брало,будь то сообщение о таджикских пограничниках или о визите испанского короля.Только тогда запомнят, только тогда поймут и не переключат телевизор в первыеже секунды официальной хроники. Стыдно выпускнику университета не уметь писать,прав Михаландреич…

— Заберите ваши листочки, — в сердцах сказал Михаландреичпроштрафившемуся корреспонденту и зажег следующую сигарету. Александра помахаларукой, разгоняя дым. — Сядьте и напишите то, что вы хотите сказать, так, чтобыбыло понятно тете Шуре и дяде Васе. А также их сыну Боре и дочери Нюре, ясновам? И никаких, избави боже, геополитических интересов! Про это вы в курилке…вот… с Потаповой потолкуете. Она у нас умненькая, про интересы, да ещегеополитические, все соображает. Или нет… Вань! — крикнул шеф-редактор так, чтокорреспондент вздрогнул, а Александра, покорившись судьбе, опустилась на стул.

В дверь заглянул плечистый загорелый мужик в сером свитере,по-военному коротко постриженный. У него было сильное лицо, накачанная шея ируки-лопаты.

— Ванечка, ты прилетел! — радостно завопила Александра. — Ая и не знала!

— Привет, Сашуль. — Одним огромным шагом мужик преодолелрасстояние от двери до стола и, согнувшись, поцеловал Александру в щеку. — Ятолько ночью вернулся. Не знал, что ты на монтаже, а то зашел бы обязательно.

Он стиснул огромной ручищей ладошку Александры и заглянул ейв лицо. У него были серые, очень внимательные глаза.

— Ты чего шумишь, Михаландреич? — не отпуская ладошку,спросил он шеф-редактора.

— Молодежь учу, — пояснил тот охотно. — Отпусти ты, Ваня,Потапову, а возьми лучше юношу, посмотри его материал и объясни, как к такимматериалам тексты пишут. Тебе все равно делать пока нечего. Правильно японимаю?

— Хорошо, — легко согласился мужик и еще раз стиснулАлександре руку. Пойдешь обедать — не забудь меня пригласить! Небось отвыкла задолгие годы разлуки?

— Ох, отвыкла, — смеясь, сказала Александра. — Совсемотвыкла…

Этот человек всегда приводил ее в самое лучшее расположениедуха.

Иван Вешнепольский был знаменит в России, как Ларри Кинг вШтатах. Он был политическим обозревателем такого высокого полета и такойсверхнадежной репутации, что за право владеть его программой боролись всеведущие каналы. Иван по привычке был верен первому, на котором начинал, и еготок-шоу, несмотря на крайнюю политизированность, уже несколько месяцевлидировало во всех без исключения рейтингах.

Он был бесстрашен, упрям, в меру задирист и очень хорошообразован. О политике он умел рассуждать так, что даже у циничных коллегзахватывало дыхание, а зрители присылали в его программу столько писем, скольконе получала ни одна передача за всю историю отечественного телевидения.

Поговаривали, что за спиной Вешнепольского маячит КГБ и дажеконтрразведка, что сам он пребывает в полковничьем звании и что его отецбольшой человек в каком-то секретном ведомстве.

Слухи всегда носятся в воздухе. Ничтожества сами создают ихсебе, а титаны — не обращают внимания. Иван Вешнепольский был титаном.

— Как Андрюха? — спросил он напоследок, забирая со столаМихаландреича злосчастный текст. — Все нормально?

— Нормально, — улыбнулась Александра. — С первого января унего свой эфир.

— Ну, вот тогда он и помается, помяни мое слово. Не забудьпро обед-то!

Он коротко кивнул «молодому», приглашая его следовать засобой. Тот смотрел на него во все глаза. Еще бы, такая знаменитость! Будет чторассказать семье за ужином или любимой в университетской столовке.

— Чего тебе надо-то, Потапова? Я так и не понял. Увлекся,понимаешь, этим молокососом…

Михаландреич придвинул к себе следующий текст и, нашариврукой пульт, выключил громкость у вечно работающего телевизора в углу комнаты«Новостей». Александра вытянула у него из-под руки бумаги и отодвинула их накрай стола.

— Что за фамильярности? — грозно спросил шеф-редактор.

— Никакие не фамильярности, Михаландреич! — сказалаАлександра. — Поговорите со мной, я уже полчаса сижу.

— Ну говори, — распорядился шеф-редактор. — Куда ты ехать-тохотела?

— Здесь недалеко, на кладбище. Сегодня у моей бабушкигодовщина, я должна съездить, а после работы уже ночь будет…

Шеф-редактор посмотрел на Александру с сочувствием. Всезнали, что, кроме бабушки, никого из родных у нее не было. Победоносцев не всчет.

— Езжай, Саша, — сказал Михаландреич. — Только пленку,которую наснимала, не забудь оставить. Я кого-нибудь посажу за монтаж и закомментарий. Тебе, поди, и машина нужна?

— Неплохо бы, конечно, — ответила Александра смущенно. — Ато я буду ездить незнамо сколько.

— Водить давно пора, — пробурчал Михаландреич, но машинувсе-таки вызвал.

На лестнице Александра вспомнила, что у нее совсем нетденег, а приезжать к бабе Клаве с пустыми руками стыдно. Искать Андрея былонекогда, поэтому Александра отправилась к Ивану Вешнепольскому.

— Вань, одолжи мне денежек, — попросила она, приоткрыв дверьего кабинета, где он что-то негромко втолковывал давешнему корреспонденту. —Совсем ничего нет, а мне нужно…

Улыбаясь до ушей, Иван вылез из-за громадного, заваленногобумагами стола и пошел к ней, на ходу доставая деньги.

— Сколько тебе? Сто? Двести? — В руках у него были доллары.

— Ты, Вань, совсем оторвался от жизни, — сказала Александраи заглянула к нему в бумажник. Порывшись, она вытащила бумажку отечественногопроизводства и помахала ею у него перед носом. — Видел? Запомни, а то будешьпотом в американской валюте требовать.