— Вы узнали, что хотели? — поинтересовалась Лера, когда они остановились под козырьком здания архива.

— Вы читали дело? — вместо ответа спросил Вагнер.

— Конечно.

— Узнали хоть что-то?

Лера прикусила губу: она отлично поняла, что этим хотел сказать молодой ювелир.

— Гибель вашей мамы признана несчастным случаем, — сказала она. — Вряд ли мы могли ожидать…

— Конечно, не могли, — перебил он. — Все нормально.

— Что вы намерены делать?

— Есть шанс, что дело заново откроют?

— Это возможно, но только по вновь открывшимся обстоятельствам. Таковых, насколько я знаю, нет.

— А рассказ бывшего следователя?

— Мне очень жаль, но это к делу не пришьешь, — покачала головой Лера. — Смертельно больной человек решил, что может получить от вас финансовую помощь и шанс на выздоровление. Он рассказал вам историю о предполагаемом убийстве, не предоставив никаких доказательств! Вот если бы вдруг всплыл отчет судмедэксперта, о котором он упоминал, или мы узнали о каких-то еще фактах, которые раньше либо не были приняты во внимание, либо вовсе отсутствовали…[1] Так что вы намерены делать?

— Найму частного детектива.

— Серьезно?

— Ну если полиция и Следственный комитет ничего не могут сделать…

— Роман, я понимаю ваше желание выяснить обстоятельства смерти вашей матери, однако все указывает на несчастный случай!

— А вы бы не попытались?

— Я…

— Я много лет считал, что мама попала под поезд случайно, и смирился с этой мыслью. Тут вдруг появляется этот бывший следак и утверждает, что все не так, как кажется, — что я должен, по-вашему, думать? Я не могу сидеть и ничего не делать: информацию, которую я получил, необходимо использовать!

— Прошло пятнадцать лет, Роман: что вы надеетесь выяснить?!

— Не знаю, но сделаю все, что возможно. Поставьте себя на мое место: вы бы не стали пытаться докопаться до истины, если бы оказались в подобных обстоятельствах? Забыли бы обо всем и продолжили жить как раньше?

Лера задумалась на пару секунд.

— Нет, — ответила она неохотно. — Я бы поступила так же, как и вы, но, Роман, расследование ведь может ни к чему не привести, вы это осознаете?

— Зато я буду знать, что сделал все возможное, — упрямо возразил он.

— А что, если ваш частник придет к выводу, что действительно имело место убийство, — каковы будут ваши действия? Станете мстить?

— Мстить?

— А иначе зачем все это?

— Вы ошибаетесь, моя цель вовсе не месть!

— Что же тогда?

— Справедливость.

— Поясните.

— Если удастся обнаружить новые факты в этом старом деле, я попробую добиться, чтобы его возобновили. Надеюсь на вашу помощь в этом вопросе.

— Хорошо, — вздохнула Лера, поняв, что Вагнер не свернет с избранного пути. — Давайте договоримся так: вы нанимаете профессионала, но сами в это все не лезете, идет?

— Идет.

— Если сыщик что-то накопает, вы придете ко мне и выложите все новые зацепки. И если я сочту их заслуживающими внимания, то сделаю так, чтобы дело вашей матери вернулось на дорасследование. А теперь побежали: сейчас ливанет!

И молодые люди поспешили к машине Леры, припаркованной в пятидесяти метрах.

Алла закончила излагать информацию по делу Гагина и окинула коллег взглядом, пытаясь понять, какое впечатление у них создалось.

— Алла Гурьевна, почему вы так уверены, что это убийство? — подал голос Белкин.

— Тебе же только что объяснили, молодой! — возмутился Антон Шеин, старший опергруппы.

— Да я слышал, но разве только на основании отсутствия или наличия лекарств можно делать такой вывод?

— Хорошо, Александр, — кивнула Алла, — как вы объясните ситуацию с препаратом от астмы?

— Я? Ну… к примеру, флакон мог оказаться бракованным — тот, который он купил накануне.

— То есть пустым?

— Глупости! — фыркнул Дамир. — Это бы означало, что он такой не один, и мы уже знали бы о куче пострадавших! Кроме того, было два флакона, а не один.

— Предположение Александра не лишено рационального зерна, — согласилась Алла. — На всякий случай нужно проверить, не было ли жалоб на подобные случаи, — вот вы, Александр, этим и займетесь. Однако дело не в том, что купленные за день до смерти Гагина аэрозоли были пусты: помните, я упоминала домработницу, которая утверждает, что потерпевший трепетно относился к собственному здоровью и не удовольствовался бы одним-единственным флаконом, предпочитая иметь запас?

— Как-то это… бесчеловечно, что ли, — пробормотал Антон. — В смысле, если это реально убийство!

— И поэтому одна из версий, по моему мнению, месть: кто-то из окружения Гагина хотел, чтобы он умирал именно так, мучительно и долго.

— Принято! — сказал Шеин. — А как насчет ограбления?

— Это — вторая версия. Проблема в том, что в квартире порядок и, на первый взгляд, ничего не пропало, но нужно поболтать с родственниками: вдруг они знают больше о том, что в квартире Гагина представляло ценность?

— Он жил один? — поинтересовался Дамир.

— Со взрослым сыном.

— Интересная парочка!

— И не говорите. Так что сын — наш первый свидетель и подозреваемый в одном лице!

— Гагин не был женат?

— Дважды. Еще у него имеется сестра.

— Алла Гурьевна, а кто он все-таки такой, Гагин этот? — спросил Белкин.

— Похоже, это нам тоже предстоит выяснить, — ответила она. — Судя по тому, что расследование нам поручил Дед, жертва — не простой человек!

Дедом за глаза называли генерал-майора юстиции Кириенко — и из-за возраста, и из-за опыта, который он приобрел за долгое время службы. Он отлично знал о своем прозвище, но делал вид, что не в курсе.

— Но вы сказали, что Гагин нигде не работал? — не успокаивался молодой опер.

— Он стриг купоны, сдавая недвижимость.

— Вряд ли в этой сфере он мог нажить врагов, — с сомнением покачал головой Антон.

— Ну почему же, — возразил Дамир, — а вдруг возник конфликт с квартирантами?

— Вряд ли квартиранты в курсе состояния здоровья Гагина! — парировал Белкин.

— Не