Убийца так глубоко погрузился в созерцание своих видений,что не видел прохожих. Он не заметил ни патрулирующую полицейскую машину, ниподозрительные и угрожающие взгляды облаченных в униформу смертных, которыезнали о нем все, включая и то, что он совершит нападение сегодня ночью; незнали только, кто он такой.

По небритому подбородку потекла тонкая струйка слюны. Ни егодневная жизнь, ни страх разоблачения не были для него реальностью – реальностьюоставались лишь видения и вызванная ими неуемная дрожь, сотрясавшая все егогрузное, нескладное тело. Правая рука внезапно дернулась. Левый уголок ртаприоткрылся.

Я ненавидел этого мужика! Я не хотел пить его кровь. Он былубийцей низкого пошиба. Чьей крови я жаждал, так это ее.

Она одиноко сидела в тишине, сосредоточенно читая хорошознакомые абзацы, и казалась такой маленькой, задумчивой и такой довольной.Назад, назад, к тем дням, когда она – элегантно одетая молодая секретарша вкрасной шерстяной юбке и белой блузке с оборками и жемчужными пуговками наманжетах – впервые читала эту книгу, сидя в окружении множества людей упузырящегося фонтана на Лексингтон-авеню в Нью-Йорке. Она работала в каменномвысотном бизнес-центре – поистине великолепном здании с узорчатыми латуннымидверцами лифтов и выложенными темно-желтой мраморной плиткой полами в холлах.

Я хотел прижаться губами к ее воспоминаниям – о стукевысоких каблучков по мраморному полу, о ее гладких икрах, затянутых в шелковыечулки, которые она всегда надевала с величайшей аккуратностью, чтобы длинныминакрашенными ногтями не зацепить петли. Передо мной на секунду мелькнули еерыжие волосы. Я увидел ее экстравагантную, на самом деле, наверное, чудовищную,но тем не менее очаровательную желтую шляпку с полями.

Такую кровь стоит выпить. А я был голоден, такое чувствоголода я редко испытывал в последние десятилетия. Выдержать внеочередной «великийпост» оказалось сложнее, чем я думал. О Господи, как же мне хотелось ее убить!

Внизу, на улице, убийца издал слабый булькающий звук,прорвавшийся сквозь бурлящий поток остальных звуков к моим чувствительным ушамвампира.

Наконец чудовище отделилось от стены, наклонилось, как будтособиралось продвигаться ползком, потом неторопливо побрело к нам – во дворик инаверх по ступенькам.

Позволить ему напугать ее? Какой смысл? Ведь я уже держу егона прицеле. Тем не менее я дал ему возможность вставить маленькую металлическуюотмычку в круглую замочную скважину и взломать замок. Цепочка вылетела изпрогнившего дерева.

Он шагнул в комнату и уставился на нее без всякоговыражения. Она в ужасе вжалась в кресло, книга соскользнула с коленей.

И тут в проеме кухонной двери он увидел меня – слившуюся сполумраком тень молодого человека в сером бархатном костюме и темных очках,сдвинутых на лоб. Я смотрел на него тем же лишенным выражения взглядом. Успелли он разглядеть мои сияющие глаза, похожую на отполированную слоновую костькожу, безмолвный взрыв белого света от моих волос? Или же он увидел во мневсего лишь препятствие на пути к его зловещей цели, и вся красота пропала зря?

Через секунду он кинулся наутек. Он помчался вниз, старушказакричала и бросилась захлопывать деревянную дверь.

Я летел за ним, не касаясь земной тверди, и позволил ему насекунду заметить себя под уличным фонарем, когда он заворачивал за угол. Мыпромчались еще полквартала, и тогда я по воздуху направился к нему; если бысмертные дали себе труд присмотреться, то увидели бы лишь неясное пятно. Язастыл перед ним, он взвыл и бросился бежать.

В такую игру мы играли на протяжении нескольких кварталов.Он бежал, останавливался – и видел меня за своей спиной. Его прошиб пот, ивскоре тонкая синтетическая ткань рубашки пропиталась им насквозь и прилипла кгладкой, безволосой груди.

Наконец он добежал до своей паршивой ночлежки и помчалсявверх по лестнице. Когда он открыл дверь своей комнатушки на верхнем этаже, яуже был там. Он и вскрикнуть не успел, как оказался в моих объятиях. В ноздримне ударила вонь грязных волос, смешанная со слабым химическим запахомсинтетических нитей его рубашки. Но теперь это не имело значения. Он оказалсясильным и теплым – какой сочный каплун! – грудь его вздымалась, запахкрови заполнял мой мозг. Я ощущал ее биение в желудочках, клапанах и вболезненно сокращающихся сосудах. Я слизнул ее с мягкой красной плоти возлеглаз.

Его сердце отчаянно билось, словно готовое вот-вотразорваться, – я старался быть осторожным, чтобы не раздавить свою добычу.Я сомкнул зубы на влажной коже шеи…

«М-м-м. Мой брат, мой бедный одурманенный брат. Густаякровь, хорошая…»

Пока он обмякал в моих объятиях, забил фонтан образов… Егожизнь была поистине сточной канавой: старушки и старики, их трупы, плывущие потечению, бессмысленно натыкающиеся один на другой… Никакого удовольствия.Слишком все просто. Ни коварства, ни злобы – ничего. Примитивный, как ящерица,глотающая муху за мухой. Господи Боже, это все равно что вернуться в то время,когда землей правили рептилии и целый миллион лет лишь их желтые глаза виделипадающий дождь и восходящее солнце.

Неважно. Я отпустил его, и он беззвучно выскользнул из моихрук. Я наполнил свои вены кровью млекопитающего. Не так уж и плохо. Я закрылглаза в ожидании, пока эта раскаленная спираль не проникнет в мои кишки, иличто там находится внутри этого жесткого могущественного белого тела. Как втумане я увидел, что он ползет по полу на коленях – на редкость неуклюже. Какпросто – подобрать его из кучи мятых рваных газет, где на пыльный коврик льетсяхолодный кофе из опрокинутой чашки.

Я резко дернул его за воротник. Большие пустые глазазакатились. Он вслепую пнул меня ногой, скользнув ботинком по коже, –бандит, убийца старых и немощных. Схватив его за волосы, я снова приник к немуголодным ртом и почувствовал, как он каменеет, словно мои клыки смочены ядом.

Кровь снова ударила мне в голову. Я ощущал, как онанаполняет энергией крошечные сосуды лица, пульсирует даже в кончиках пальцев иколючим теплым потоком разливается по позвоночнику. Глоток за глотком. Какоесочное и грузное создание! Я снова выпустил его из рук и, когда он, чуть непадая, пополз прочь, последовал за ним, протащил его по всему полу, развернул ксебе лицом, потом отшвырнул прочь и позволил еще немного побороться за своюжизнь.

Теперь он пытался заговорить, издавая какие-то звуки, весьмаотдаленно напоминавшие человеческий язык. Ничего не видя перед собой, онбросился на меня. И впервые в его облике появилось нечто похожее на трагическоедостоинство, в слепых глазах мелькнуло неясное выражение гнева. Казалось, меняокутали старые легенды, воспоминания о гипсовых статуях и безымянных святых. Онвцепился мне в подошву. Я поднял его и нанес новую рану, на этот раз она оказаласьслишком большой. Все было кончено.