В душе он был доволен, что всё хорошо окончилось.

Где-то совсем под крышей, аж на пятом этаже, жили братья-погодки Серёжа и Миша, которые всегда торопились.

Но и они, с грохотом скатываясь по лестнице, не забывали стукнуть кулачками в дверь и крикнуть:

– Привет, Тоха! Айда гулять!

Тошка взлаивал тоскливо и метался за дверью, а мальчики продолжали подтрунивать:

– Не хочешь – как хочешь, – говорил один.

– А мы в футбол будем играть, – добавлял второй. – Тебя вратарем хотели поставить.

Ребята убегали, а пёс спешил запрыгнуть на подоконник, зная, что дети поприветствуют его снизу поднятыми в знак дружбы руками: мол, не горюй, вечером встретимся.

Проводив счастливчиков грустным взглядом, Тошка вспомнил недавний случай, который убедил его, что с мальчишками надо «держать ушки на макушке».

Вот как это было.

В отличие от Ларисы, конфет мальчики не сосали, считая их девчоночьей блажью, а вот жвачками забавлялись часто.

Тошке очень хотелось знать, что ребята так аппетитно чавкают.

Он вертелся у их ног, лаем намекая, что пора угостить и его.

Мальчишки притворялись, будто не понимают, чего он хочет, а на самом деле откровенно жадничали.

Но один раз, перемигнувшись, вынули изо рта остатки резинок, соединили в один комок и кинули Тошке.

Пёс, не подозревая подвоха, поймал пахнувший конфетой шарик и с силой сжал челюсти.

Жвачка втиснулась меж зубов. Тошка щёлкал пастью, тряс головой, пытался выковырнуть застрявшую массу лапой, фыркал и вдруг выдул белёсый шарик, который неприлично пукнул…

Тошка смутился от неожиданности и застыл с открытой пастью, а довольные шутники катались по траве, держась за животы, и кричали сквозь смех и слёзы: «Тётя Зоя! Тётя Зоя! Смотрите, смотрите! Ваш Тошка где-то жвачку купил и пузыри надувает!»

Зоя Ивановна щепкой помогла сконфуженному пёсику очистить зубы и сама насмеялась вволю.

Тошка имел полное право обидеться на коварных друзей и даже с лаем погонялся за ними, а потом махнул хвостом: «Что возьмёшь с этих обормотов? Вырастут – поумнеют. Да и жвачку я сам выпросил…»

Время шло. Часы били уже много раз, а хозяйки всё не было. Так надолго она никогда не отлучалась.

Тошка один раз уже терял хозяев, поэтому им овладели страх и беспокойство.

Пёс долго сидел на подоконнике, вглядываясь в подходивших к дому людей, и гадал: «Почему она задержалась? Может, как в прошлый раз, ключи потеряла?»

Он тогда быстро нашёл их в траве по запаху. «Или она заблудилась? Люди такие бестолковые: свой след от чужого отличить не могут… А если на неё злые собаки напали?..»

От таких мрачных мыслей Тошка совсем запаниковал: начал метаться, прыгать на дверь, лаять, призывая соседей на помощь. Его басом поддержал Дюк, но никто из жильцов не выглянул из квартиры, думая, что Тошка опять куролесит.

Тогда пёс сел у двери и завыл нудно, протяжно, по-волчьи.

Вскоре на их площадке стали собираться люди, спрашивая друг руга:

– Чья это собака воет? Зоина? А почему? Может, случилось что? С самого утра её не видно.

Один подвыпивший мужчина предложил гвоздодёром отжать дверь и войти в квартиру.

Более осторожные соседи советовали вызвать милицию. Неожиданно вой сменился радостным лаем.

Это Тошка услыхал на лестнице торопливые шаги долгожданной хозяйки.

Зоя Ивановна, увидев у своей двери людей, испугалась, а узнав, в чём дело, засуетилась.

– Сейчас, сейчас, Тошенька… Соскучился, мой маленький, мой хороший… – говорила она ласково, торопливо вынимая ключи.

Едва дверь открылась, как пёс прыгнул ей на грудь и едва не повалил на пол, стараясь лизнуть в лицо.

Соседи, глядя на столь жаркую встречу, с добрыми улыбками расходились, простив собаке и вой, и прежние проказы.

В квартире ошалевший от радости Тошка носился из комнаты в комнату и, стараясь угодить, тащил то тапки, то веник, то халат или швабру, мешая хозяйке переодеться.

За день разлуки соскучилась по собаке и Зоя Ивановна. Она пыталась приласкать любимца, а он, заигрывая, убегал, прятался и с лаем выскакивал из-под кровати, не даваясь в руки.

Зоя Ивановна рассердилась и села на диван:

– Ну, раз не любишь меня – и не надо. Я телевизор включу.

Этого Тошка допустить не мог.

Он тут же вспрыгнул на диван, привычно уложил голову ей на колено и притих.

Зоя Ивановна гладила собачку и рассказывала о событиях дня.

– Знаешь, Тоша, а я устала с непривычки, хотя работа и не трудная: за порядком следить да кофе разнести. А как вспомнила про тебя – не по себе стало от беспокойства, впервые надолго одного оставила. Хорошо, что отпросилась уйти пораньше, не то бы и двери выломали… Мой маленький, мой хороший… Ждал меня?

Зоя Ивановна вдруг сменила тон и сказала взволнованно:

– А ещё, Тоша, я сегодня друга молодости встретила, Егорушку. Любила его когда-то без памяти!.. Но отбить у соперницы не смогла: смелости не хватило. Вскоре заболела с горя, а потом замуж без любви вышла. Так счастья бабьего и не изведала… – Зоя Ивановна посидела с закрытыми глазами, вспоминая минувшее, а потом смущённо призналась: – А знаешь, он так смотрел на меня, так смотрел!.. Мне даже неловко сделалось… У него, оказывается, жена умерла недавно… Жалко мужика… Ох, чует моё бабье сердце: старая любовь не к добру. Не те уж мы… Да и есть у меня дружок сердечный, таракан запечный! Ух, щас придушу!.. – шутливо закончила женщина и принялась тормошить пёсика.

И он быстро забыл о дневных тревогах.

Утром, увидев, как хозяйка наводит красоту перед зеркалом и повторяет «работа, работа», Тошка заскулил, предчувствуя новую разлуку.

Она строго спросила:

– Мяско, рыбку любишь? Тогда не хнычь, как девчонка. Ты ж у меня рыцарь?

Рыцарь-то рыцарь, но и у рыцарей сердце не каменное.

Тошка уныло побрёл в спальню и забился в дальний угол под кроватью, чтобы бессердечная подруга не видела его душевных страданий.

Он даже не вылез на её зов попрощаться…

Зоя Ивановна вспылила, хлопнула дверью и ушла.

С тех пор после ухода хозяйки Тошка подолгу лежал под кроватью или в кресле, не обращая внимания на ворон и галок.

Иногда, наоборот, его охватывало буйство: он грыз ножки мебели, перекусывал телефонный кабель, стаскивал с кровати одеяло, подушки – устраивал настоящий погром в квартире.