как и большинство человечества, считал, что откладывать освоение Венеры дольше незачем. На быстрейшем начале работ больше всех настаивал Мерсье. Своей запальчивостью, страстностью, горением он увлекал нас всех.

Призванный после катастрофы на суд Мирового Совета и пересмотрев все расчеты, Мерсье нашел, как и другие: надо было еще подождать. Не вся поверхность планеты достаточно исследована. Он признал, что можно было найти менее опасное место для высадки.

Докладчица замолчала, перевела дух.

— В конце концов, — сказала она, — виновен в этом не один Мерсье. Однако он не должен был забывать, что ему очень верят, что он — подлинный любимец человечества… И потому, что мы все его любим, он должен был учитывать, что его голос влиятельнее всех других. Но все же не за это мы его осудили.

Он, я уже сказала, признал, что не все рассчитал как следует и увлек своей настойчивостью других. Но, несмотря на возражения противников освоения Венеры, Мировой Совет не счел нужным отложить начало работ. Слишком многое уже сделано: подготовлена серия космических кораблей нового типа, продолжают тренироваться новые группы участников Большой Экспедиции, начаты работы на планете, а главное — создался всеобщий большой подъем в этом деле, и охлаждать это настроение Совет считает себя не вправе. Все необходимые коррективы будем вносить одновременно с продолжением работ.

Докладчица опять перевела дыхание. Сергею показалось, что она как бы невольно оттягивает окончание своей речи.

— Обсуждая все это, члены Мирового Совета были в тяжелом, подавленном состоянии. Как говорили в старину, над нами витали тени погибших друзей. Нас мучило сознание, что, может быть, они могли остаться в живых. Конечно, Мерсье тоже огорчался из-за катастрофы, но мы видели, что, жалея погибших, он все же главным образом страдает из-за боязни, как бы не сорвалось его любимое дело. Все мы в этом ему сочувствуем, конечно, но ни на минуту не забываем, что люди — прежде всего. Теперь мы вспоминаем, что кое-что в этом роде замечалось у Мерсье и раньше. То, что мы в свое время не придали этому нужного значения, уже наша вина. Но от того не легче. Теперь мы долго беседовали с Мерсье и пришли к страшному выводу — он недостаточно любит людей!

Признать это тяжело, но приходится, — продолжала докладчица. — Он весь горит, когда речь идет о деле. Но никакое дело, а тем более такое важное, нельзя делать без достаточно сильной любви к людям. Без любви к людям нельзя даже управлять машинами районной мойки посуды.

Все это до сознания Мерсье еще как следует не дошло. Он никак не может осознать, что болен тяжелейшей и, к счастью, очень редкой теперь болезнью — невниманием к людям. А если не признаёшь своей болезни, то, значит, и не можешь лечить ее.

Совет решил, что ни к какому делу, даже к самому малому, нельзя допускать того, кто не умеет как следует любить людей. И потому Совет пришел к тяжелейшему решению, которое счел единственно правильным…

Пауза.

Мерсье лишается права работать до полного излечения.

Глава четвертая.

ПЫЛАЮЩИЕ НЕДРА

Сергей оглянулся.

Его товарищи по работе, не отрываясь от пультов и приборов, были погружены в сосредоточенное, скорбное раздумье. Все были поражены суровостью кары.

Сергей вспомнил ясное, открытое лицо Мерсье, живо отражающее каждую мысль, каждое переживание. Какую боль оно, наверно, сейчас выражает!

Докладчица правильно назвала Мерсье всеобщим любимцем. И такая тяжелая кара!

В памяти Сергея всплыли слова Пушкина:

Какая б ни была вина,

Ужасно было наказанье!

Не работать!

Конечно, никто не мешает Мерсье наслаждаться духовными богатствами, накопленными человечеством. Он может читать, посещать театры, музеи. Может путешествовать. Может общаться с друзьями, никому и в голову не придет отказать ему в дружбе. И все же — какое убогое существование предстоит ему! Только брать, ничего не давая, не обогащать человечество ничем!

Представляя себе состояние Мерсье, глубоко ему сочувствуя, Сергей и забыл совсем, как резко расходятся они друг с другом в вопросе об освоении Венеры.

— Ты довольна этой работой, Герда?

Девушка неторопливо повернулась к Жану:

— Да! Как же. Для молодого вулканолога! Что может быть…

Здесь, на Венере, она, ученица Мерсье, стоит у вулканической установки. С тех пор как пришло еще несколько транспортных космических кораблей, такие установки уже работают в разных местах планеты, их обслуживают ученики Мерсье. А сам он, кому по праву следовало бы руководить всеми этими людьми и теми, кто там, на Земле, готовится пополнить ряды завоевателей планеты…

Места этих установок Пьер наметил задолго до начала Большой Экспедиции. Они находятся и у постоянно действующих вулканов, и в тех местах, где только недавно прорывалась лава.

Выпустить на поверхность раскаленную магму до того, как она сама катастрофически вырвется, дать ей излиться спокойно и плавно, направить течение в нужную сторону — такова цель создания искусственных вулканов. Пока еще таких вулканов считанные единицы, но их будет много, они помогут усмирить бунтующие недра планеты.

Установка, на которой они работают сейчас, действует с периодичностью гейзера.

Жану и Герде поручено выполнить смелый план. Поток лавы направляется так, чтобы из него, когда он застынет, получилась мощная дамба. Она должна перегородить обширную долину, освобожденную одной из предварительных экспедиций от хаотического нагромождения скал. Когда на Венере будут создавать моря, одно из них займет эту долину. Но не всю: именно ту ее часть, которая намечена планом освоения планеты.

Пульт управления вулканом находится в домике, построенном вблизи него. Приборы следят за ним на расстоянии и выдают готовые цифры.

Домик антисейсмичен и оборудован всем необходимым для жизни и работы. Приближаться к вулкану вплотную строго запрещено.

Жан взглянул на часы. В этот момент в недрах вулкана раздался грозный гул. Но он не страшил, как не страшит рев льва в клетке. Извержение начиналось в точно определенное время — секунда в секунду.

— По нему хоть часы проверяй, — улыбнулся Жан.

Гул нарастал. Они увидели сквозь прозрачную стену, как из кратера вырвалось клубящееся, расплывающееся облако пара, за ним другое. Затем пар пошел непрерывной тучей, сначала алой, словно от просвечивающего изнутри ее пламени. В туче замелькали взлетающие высоко тени — камни, вулканические бомбы. Потом она стала чернеть — к ней примешивался обильный пепел.

Жан и Герда пристально следили за ходом извержения.

Камней и пепла оказалось немного. Ослепительно белый блеск заставил отшатнуться. Широким потоком пошла лава.

В