Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда круг достаточно углубился, он стал основанием фундамента, погруженного в котлован. И поверх круга Горячев и его помощники уложили плиты фундамента.
Выгрузили арки-трубы. Они так легки, что один человек шутя справляется с каждой. Только что труба была пакетом пленки, но в нее впустили сжатый воздух, и она быстро приобрела нужную форму. Из этих труб собирают каркас дома, на него натягивают пленку. Входить и выходить придется, как в корабле, через шлюзовую камеру. Очень не скоро на поверхности планеты можно будет находиться без скафандров.
Фундамент и крепление к нему всех составных частей дома рассчитаны на самые сильные ураганы.
Интерес, с которым Жан, не отрываясь от работы, наблюдал за сборкой дома, помогал ему преодолевать усталость.
Вот уже на дом легла крыша — широкий купол из той же пленки.
Красивое, легкое круглое здание. Первая постройка человека на Венере!
Жан продолжал ритмично, автоматически поворачиваться то вправо, то влево, принимая и передавая груз. Теперь пошли контейнеры с внутренним оборудованием для дома, с пищей и другими припасами.
Через некоторое время Горячев крикнул:
— Отдых! Перерыв! В корабль!
Последним вошел он сам.
Пьер оторвался от экрана.
Сколько раз он в воображении представлял эту картину! И именно так!
Нет, не совсем так. Он ведь мечтал быть в числе участников высадки. Но мечта тем и отличается от действительности, что, как бы она ни была реальна, в ней всегда есть доля неосуществимого, хотя и желанного.
— Ну как? — спросил Горячев. — Отдохнули? Продолжим работу?
Молодежь ответила утвердительными, нетерпеливыми возгласами. Скупая улыбка преобразила его замкнутое лицо — на мгновение оно стало открытым, приветливым.
— Выходим! — сказал он, и люди, надевая на ходу скафандры, потянулись к шлюзу. Одной из первых вышла Ванда Апресян. За ней еще человек десять. Горячев тоже направился к выходу. Жан за ним.
Вдруг каюту залил густо-багровый свет. Ужасающий грохот ударил в уши. По внешней оболочке корабля загремели удары, но на фоне этого грохота они казались не очень громкими. Пурпурный блеск не гас, он был так ярок, что веки непроизвольно смыкались. Опять гроза?
Но то, что Жан увидел сквозь прозрачную стену, было настолько страшно, что он не сразу понял, в чем дело. Нет, не гроза.
Дома не было. На его месте зияла огромная воронка. Оттуда исходил этот нестерпимый красный свет. Из глаз потекли обильные слезы. Через их дрожащую радужную пелену Жан видел, как бушует бездна. Оттуда, как снаряды, вылетали огненные комья, огненная река медленно, но неуклонно шла к кораблю. Над ней вздымался красный пар. Или дым? Тучи вверху сверкали пурпуром. Бездна ширилась с каждым мгновением, свет не мерк, грохот не смолкал.
Жан отошел от стены.
У двери стояли двое юношей — только вошли. Их скафандры покоробились.
— Таблетки! — крикнул Горячев. Юноши сразу поняли — вынули и проглотили по дезинфицирующей таблетке.
— Одни вы? — резко спросил Горячев.
Ему не ответили. Он больше не спрашивал.
Еще секунда страшного молчания.
— Пилот! — крикнул Горячев. — Подъем!
Грохот усилился, град вулканических бомб загремел по обшивке корабля.
Мгновенно заработавшего двигателя почти не слышно было за грохотом. Толчок. Ракета быстро пошла вверх и врезалась в облака.
Все произошло на глазах у земного человечества.
Мерсье не отрываясь смотрел на опустевший экран. Страшная картина не сразу дошла до его сознания. А когда дошла — он почувствовал себя опустошенным, пришибленным.
Страшно видеть своими глазами гибель людей и быть бессильным спасти их. Но самым ужасным ему кажется то, что это удар по идее освоения Венеры — делу всей его жизни.
Багровый туман заволок окна корабля, включилось освещение. Люминесцентный свет смешался с блеском кроваво-красного тумана и принял незнакомый, таинственный оттенок. Слышнее стал рокот двигателя: слабее доносился гром извержения, смягченный расстоянием.
— Прекратить подъем! — сказал Горячев. Голос его был так не похож на обычный, что Жан невольно оглянулся.
Горячев стоял неподалеку от него. Всегда невозмутимое лицо командира было искажено выражением мучительной боли, зубы стиснуты так, что казалось — сломается челюсть. Мгновенным усилием воли он вернул своему лицу обычное выражение. Взглянув на справочник, ровным, как бы бесстрастным голосом сообщил пилоту координаты нового места назначения. Затем обратился к радистке:
— Свяжись с Землей.
— Связи нет, — сказала она, не поднимая головы от аппарата.
Горячев подошел к ней и тоже склонился над аппаратом.
Он в полной исправности. Так в чем же дело?
В наушниках хаос разнообразных звуков. Треск, шум, прерывистый визг. Ни намека на человеческий голос.
— Услышат хотя бы они нас? — спросил Горячев.
— Вряд ли. Ионосфера…
Горячев задумался. Во время прежних экспедиций такого перерыва сообщения не случалось. Но яростная планета грозит всякими неожиданностями…
«Как теперь быть? Положение, похоже, безвыходное.
Дом погиб. И другой собрать не из чего: все выгружено. Вынесены основные запасы пищи, материала для синтеза воды и воздуха, для очистки его. В корабле остались лишь небольшие аварийные запасы. Хватит их очень ненадолго, а когда может прийти помощь? Очевидно, не получая в течение суток или более сообщений, с Земли пошлют спасательную ракету. Но пока она придет! И где сядет? Надо полагать, ее направят туда, где мы сначала высадились. Этого нельзя допустить! Но как предупредить?
И если даже они опустятся благополучно, мы не сможем, вероятно, передать им наши координаты. Правда, они тщательно обыщут всю планету и не успокоятся, пока не найдут нас; но сколько на это потребуется времени? А если их локаторы тоже здесь выйдут из строя?
Вернуться на Землю? Горючего и других аварийных запасов для этого может хватить. Но возвращаться не следует. Послать большую группу людей на Венеру со всем необходимым — очень сложное дело. Нам дано определенное задание. Имеем ли мы право вернуться, не выполнив его — даже при таких трагических обстоятельствах? Конечно, противники освоения планеты ухватятся за эту ужасную катастрофу. И возвращение ни с чем очень поможет им».
О погибших людях Горячев запретил себе думать. Он не имел на это права.
Он выглянул наружу. Ничего не видно — густой туман заволок все. Машина идет внутри облачного слоя. Стрелка альтиметра колеблется