Как и многие лабрадоры, Инка была обжорой. Она обожала еду. Она любила еду так же сильно, как ненавидела наступать на сосновые шишки.

Она была противоречивой натурой – терпеть не могла дождь и лужи, но любила плавать. Ее тянуло к воде, как мотылька на огонь. При виде воды она буквально теряла голову и не могла справиться с собой. Инка шла к воде, как зомби, ничего не видя вокруг.

Никогда не забуду своей первой встречи с телеведущей Кейт Хамбл. Мы вместе работали над сериалом телеканала ВВС «Парк животных», в котором рассказывалось о жизни сафари‑парка Лонглит.

Я только что вернулся из Непала и сразу получил голосовое сообщение от Кейт. Она приглашала меня на обед к себе домой, чтобы мы получше узнали друг друга до съемок. Естественно, я пришел с Инкой на поводке. Кейт открыла дверь. Не успел я представиться, как Инка бросилась вперед, пронеслась через холл и кухню, выбежала в сад и плюхнулась животом в декоративный пруд с рыбками.

Довольная морда, облепленная водными растениями, показалась над поверхностью. Я был уверен, что в зубах она держит золотую рыбку. Мало того, Инка никак не могла выбраться из пруда. Мне пришлось встать на колени и вытаскивать ее за загривок. На берегу она сразу же отряхнулась, обдав брызгами вонючей воды меня, Кейт и ее кухню.

Дальше – больше… Инка обнаружила любимых крыс Кейт. Да, да, у Кейт было несколько ручных крыс. С того времени вкус у нее улучшился, и теперь она держит собак, но тогда у нее были крысы, и они Инке понравились. Она уселась возле их клетки и стала зачарованно следить за зверьками, пуская слюни и ворча от удовольствия.

У Инки был лучший певческий голос, какой мне только доводилось слышать. Издаваемые ею звуки можно было бы назвать скулежом, но поскуливание – это звук жалобный и негативный. Инка же пела. Она издавала радостные, позитивные звуки. Мне казалось, что она поет крысам серенаду, но крысы не были в этом так уверены. При виде этой огромной, пускающей слюни, мокрой черной собаки, которая к тому же громко «пела», крысы забились в самый дальний угол клетки.

В конце концов Кейт пришлось вмешаться. Она поняла, что подобные собачьи песни могут довести ее крыс до инфаркта. Когда мы с ней сели обедать, то явственно ощущали запах мокрой собачьей шерсти. С этого началась наша долгая дружба – так что не думайте, что все вышло слишком уж плохо.

В другой раз мы с Инкой отправились с визитом к герцогине Норфолкской в ее поместье Бейкерс, графство Беркшир. Я встречался с ее внучкой Кинварой, и нас пригласили на воскресный ланч. Стоял прекрасный летний день. И Инка вновь поддалась непреодолимому зову воды. На сей раз это был не декоративный пруд, а безукоризненно чистый плавательный бассейн. Прежде чем я успел ее остановить, Инка взмыла в воздух и рухнула в лазурные воды.

Больше нас не приглашали.

За долгие годы я потерял счет речкам, каналам и даже канавам, откуда мне приходилось вытаскивать мою собаку. И при этом Инка терпеть не могла мочить лапы. Ей нужно было либо все, либо ничего.

Впрочем, это неудивительно, учитывая, что лабрадоры появились на побережье и были водяными собаками. «В Британию лабрадоров завезли в качестве водяных собак. Поскольку их считали исключительно водяными собаками, их ценили охотники, а остальные просто не обращали на них внимания. Следующие пятьдесят лет порода оставалась в полной безвестности, за исключением специалистов», – писал Стивенс.

Лабрадоров по достоинству оценили в графстве Дорсет, но игнорировали в Британии в целом.

Я всегда любил Дорсет. Там я прожил четыре года в гарнизонном городе Бландфорд, который называл «интересным георгианским городком». У меня сохранились теплые воспоминания об этих местах, где я провел свою юность, когда формировалась моя личность. Люди вообще обладают уникальной способностью запоминать радостные моменты на всю жизнь.

Дорсет часто называют краем Томаса Гарди. Это графство славится покатыми зелеными холмами и знаменитым юрским побережьем. Я много раз бывал здесь – и по работе, и просто ради удовольствия. Последние несколько лет я провел в Пул‑Харборе, снимая сериал об одном из крупнейших в мире сафари‑парков.

Пул – это город контрастов. В здешнем порту рыбацкие корабли стоят рядом с роскошными суперяхтами. В Великобритании немного мест, где так тесно соседствуют богатство и бедность.

Здесь, рядом с Пулом, отличные песчаные пляжи и самая дорогая недвижимость в Великобритании, а может быть, и в мире. Особняки из стекла и стали за миллионы фунтов выходят окнами на море, где по‑прежнему трудятся рыбаки и моряки. То, что лабрадоров открыли именно здесь, кажется просто невероятным.

За последние сто лет гавань почти не изменилась. Закройте глаза, и вы без труда представите множество траулеров, выгружающих улов трески после долгого путешествия через Атлантику. Когда‑то это был очень оживленный порт. Наверное, он представлял собой увлекательнейшее зрелище.

Сегодня здесь почти не встретишь местных рыбаков, лишь несколько небольших рыбацких лодок все еще выходят в открытый океан. Зато в Пуле швартуются круизные лайнеры и прогулочные катера.

Рядом со старым зданием администрации порта, выходящим окнами на эстуарий и расположенный за ним завод по производству яхт, находится музей Пул‑Харбора. В нем можно увидеть интересные экспонаты, связанные с богатой историей порта. Старые, поблекшие черно‑белые фотографии позволяют заглянуть в далекое прошлое. Я спросил у куратора музея, слышал ли он о связи этого города с историей лабрадоров.

Никто в музее об этом не знал. Никаких документов не сохранилось. Никаких фотографий. Никаких записей. Единственное, что могло помочь мне в моих изысканиях, это был большой раздел, посвященный семьям с Ньюфаундленда и из Дорсета, эмигрировавшим в поисках лучшей жизни.

Я просмотрел сотни старых фотографий, надеясь найти на них знаменитых «черных собак», очаровавших лорда Малмсбери, но безуспешно.

Похоже, Пул давно забыл свою роль в истории эволюции самой популярной в мире породы собак. Так что, хотя связи между Пулом и Ньюфаундлендом были крепки, роль Пула в импорте лабрадоров, какими мы знаем их сегодня, остается загадкой. Вернувшись в Лондон, я отправился в Национальную библиотеку и взял там переплетенный в кожу том «Племенная книга лабрадора герцога Баклю». В книге упоминается кобель Нед (1882), потомок собак лорда Малмсбери – Свипа (1887) и Джуно (1878), но уточняется, что он «не похож ни на одну другую собаку» из псарни герцога. Судя по племенной книге, за Недом в псарне появился еще более яркий пес Эйвон (1885) от Трампа и Джуно, также принадлежавших лорду Малмсбери. Племенная книга велась тщательно, и ее можно считать началом официального признания породы лабрадор. Это редкий и ценный документ, в котором отражены отдельные этапы развития породы. В другой записи говорится, что в 1892 году на псарне Баклю у Эйвона появились щенки – два лабрадора «цвета печени». Энтузиасты породы страстно желали сохранить и стабилизировать «новую породу». Судя по документам, первый палевый лабрадор появился в 1899 году на псарне майора Рэдклиффа. Его назвали Бен из Хайда. Возможно, это было первое отклонение от традиционного черного окраса.